Успокой моё сердце (СИ)

Вздрогнув всем телом, он, отрываясь от моей ноги, кидается вон из комнаты. При всем желании я не успеваю ничего сделать, кроме как проводить его изумленным взглядом.

- Я сейчас вернусь, - оправившись от первой волны удивления, бормочу я.

- Джером… - громко стонет Эдвард прежде, чем я покидаю комнату.

Черт.

Снова оказываясь в коридоре, пугаюсь, что мальчик смог убежать достаточно далеко в подобном состоянии, но, благо, догадки опровергаются.

Вжавшись в одну из стен недалеко от единственной здесь двери, дрожа и всхлипывая, Джером сидит на полу, обхватив руками колени. Почти физически чувствую те горькие слезы, что катятся по детским щечкам.

Медленно, с трудом контролируя свои порывы, дабы не напугать ребенка ещё больше, я подхожу к нему.

- Любимый мой, - присаживаюсь на пол рядом, с нежностью оглядывая малыша, - ну что ты? Что случилось?

Отрываясь от ладоней, красные, заплаканные малахиты, останавливаются на мне.

- Джерри, - с жалостью смотрю на него, смахивая светлые волосы со вспотевшего лба, - почему ты плачешь?

Личико малыша, ещё полчаса назад светлое и радостное, заново сморщивается, выпуская из плена сдерживаемые рыдания.

- Я обещаю тебе, что папа поправится, - наклоняясь к нему, целую в макушку, - очень скоро. Ты даже не заметишь.

Яростно отрицая сказанное, Джером что есть силы качает головой из стороны в сторону. Как болванчик.

Малахиты полностью скрываются за пеленой слез.

Губы что-то произносят. Изгибаются, немо проговаривая слова.

Отчаявшись найти ответ, слежу за ними с особой внимательностью. Наблюдению мешают всхлипы мальчика и его судорожная дрожь.

С невероятными усилиями удается все же кое-что разобрать. Всего одно слово, но зато явно характеризующее ситуацию.

«Пло-хой».

«Плохой».

- Ты самый лучший, - отметаю его сомнения, заглядывая в глаза, - у нас самый лучший мальчик на свете. Наш Джерри. И он это знает.

Нет.

Внезапно проскочившая мысль после резко обозначенного отрицания заставляет вздрогнуть, как от удара.

- Ты ни в чем не виноват… - севшим голосом уверяю я.

Виноват. Виноват - и точка.

- Джером, - тяжело вздыхаю, до боли уязвленная его мыслями, - ты не виноват. Я не виновата. Папа не виноват. Просто кое-что случилось, и никто ничего не смог сделать. Но сейчас мы все здесь, мы в порядке. И мы очень, очень любим тебя. Особенно папа. Ты знаешь, как он соскучился?

Малыш затихает, обращаясь во внимание. Ему удается даже подавить какую-то часть всхлипов, чтобы не пропустить мои тихие слова.

- Он очень обрадуется, если сейчас ты вернешься и обнимешь его.

Придвигаюсь ближе к мальчику, ощутимо гладя его плечики и руки, другие части тела, находящиеся в доступности. Пытаюсь уверить хотя бы так, хотя бы с лаской, что все нормально.

Другого шанса не представится.

- Не плачь, любимый, - стираю слезы с бледного личика, на котором их могло сегодня и не быть, - ничего страшного. Абсолютно ничего. Я обещала, помнишь?

Легкий кивок. Быстрый.

- Иди ко мне.

Вздохнув, малыш уже собирается спрятаться у меня на груди, как его глаза заново распахиваются, завидев что-то за моей спиной.

Поворачиваюсь, не выпуская из рук маленького ангела.

То, что предстает перед глазами, кажется не просто невозможным, но неправильным, опасным и попросту безрассудным со стороны моего похитителя.

Эдвард, опираясь о косяк двери, стоит возле неё, внимательно глядя на сына.

Его глаза подернуты едва заметной дымкой, но даже это не мешает моему похитителю подойти к нам.

Как и я прошлой ночью, пробираясь по стене, он останавливается, где следует, осторожно, словно впервые в жизни прошел это расстояние, опускаясь рядом.

- Что ты делаешь? – не удержавшись, восклицаю я, заметив испарину на его лбу. Ещё более бледном, чем раньше.

- Сыночек… - тихо-тихо зовет Каллен надламывающимся голосом, выглядывая среди моих рук мальчика, - сыночек, я вернулся к тебе. Я пришел.

Подобные слова, произнесенные даже в обычное время, обычным человеком произвели бы впечатление на кого угодно. Но здесь, в темном холодном коридоре, на полу, у ледяной стены, где Эдвард, только что поднявшийся с кровати, взывает к сыну, они звучат так искренне и неимоверно любяще, как только могут звучать слова отца.

Впервые понимаю, слушая его, насколько мужчина любит своего сына.

Убираю руку, позволяя малышу выбраться из сооруженной загородки.

Аккуратно и нерешительно он перебирается от меня к папе . Медлит, прежде чем забраться к нему на колени, но, встретив блеск в глазах мужчины, преодолевает боязнь.

- Джером, - Эдвард шумно выдыхает, зажмуриваясь, когда маленькое тельце касается его, - мой маленький… Джерри…

«Увези его. Куда угодно, из Америки!»

«Сбереги его, я умоляю»

«Он ждет папу. Отпусти!»

Слова, слова, слова – оттуда, из кошмарной ночи, когда мы едва его не потеряли. Нашего Эдварда не потеряли.

Я не могу точно сказать, что значит для меня этот мужчина. Знаю, что важен, знаю, что нужен, знаю, что не хочу и не позволю ни ему, ни Джерри сделать больно. Никогда. Знаю и все. Не собираюсь доказывать и подтверждать. Вполне хватает простого понимания.