Читаем Успокой моё сердце (СИ) полностью

Эдвард и их совсем скорая, приближающаяся встреча с Джеромом, волнует меня не меньше.

Наконец, женщина останавливается.

Выглядываю вперед, отрывая глаза от черного пола.

- Последняя дверь, Изабелла, - чуточку дрожащим голосом сообщает она, - я буду в главном коридоре, если понадоблюсь.

- Спасибо, - отвечаю, ободряюще глядя на неё.

Прикусив губу, Марлена обходит нас с Джерри, удаляясь из поля зрения.

Нет, думаю, сегодня звать её не стоит. Нужно дать прийти в себя.

- Пойдем? – слегка нервно сжав ладошку мальчика, спрашиваю у него.

Полное энтузиазма белокурое создание быстро-быстро кивает головой, выражая свое крайнее нетерпение.

Это заставляет меня усмехнуться.

Двенадцать шагов, разделяющие начало коридора и его конец, мы преодолеваем вместе достаточно быстро. Двигателем прогресса является Джером, не дающий мне остановиться даже на миллисекунду.

Ну и вот он, момент истины. Нужная дверь перед глазами.

Коротко вздохнув под ожидающим взглядом ребенка, негромко стучу. Мне кажется, так правильнее. Марлена всегда стучит, прежде чем зайти.

Впрочем, надобности в стуке явно не было. Ни единого звука, даже самого тихого, из-за деревянной поверхности не раздается.

Это приглашение войти или посыл к черту?

Вряд ли второе, домоправительница сказала, ей было велено нас позвать. Значит, входить все же можно. Хорошо.

Обвиваю пальцами ручку, осторожно поворачивая её, дабы открыть дверь. Та с легкостью поддается.

Спальня не изменилась. Разве что, стала чуть менее темной. На иссиня-черный кожаный диван наброшен фиолетовый плед и парочка маленьких подушечек. На журнальном столике аккуратной стопкой сложены два одеяла, огромная пачка салфеток, два стакана и лишняя, точь-в-точь кроватная подушка. Видимо, запасная.

Эдвард здесь, мы не ошиблись.

Переступаю порог, позволяя Джерри пройти чуть дальше, чтобы закрыть дверь. Негромкий её хлопок эхом разносится по комнате. Тишина и серость, царящая здесь, не разбавлены ни солнечным светом, ни стрекотом какой-то птички, который мы с Джеромом могли слышать в его обители. Тихо. Слишком.

- Эдвард? - нерешительно зову я, проходя вместе с малышом вглубь комнаты. Его ладошка по мере приближения к кровати, на которой я и нахожу мужчину, сжимается сильнее.

Мой похититель лежит среди красных простыней и покрывал на широкой подушке, поднятой вверх и помогающей ему опираться на деревянную спинку. Его волосы уже не так сильно контрастируют с наволочкой. То ли они посветлели, то ли потемнела она. Впалые щеки и заострившиеся от резкой потери веса черты лица напоминают о случившемся даже лучше впадин под глазами, выцветших с насыщенно-багрового, до синего цвета, а окрашенное белилами лицо хоть и утратило ту мертвецкую бледность, по-прежнему не в состоянии вернуться к нормальному, живому человеческому цвету.

Ловлю себя на мысли, что сомневаюсь в прогнозе Флинна, да и в его квалификации тоже.

Неделя? Боже, ему бы месяц серьезного лечения в больнице, а не лежание здесь, в чертовой спальне!

Надеюсь, мое мнение изменится. В противном случае я могу наговорить доктору не самых лучших вещей…

Впрочем, как бы не были очевидны напоминания об отравлении, улучшения, пусть и мелкие (а прошли-то всего сутки!) тоже на лицо. Во-первых, Эдвард полулежит на подушке, а не устроен на ней пластом. Ночью, помнится, все, что было в его силах – поднять голову.

Во-вторых, глаза. Малахитовые, живые, утратившие мутность. Они почти такие же, как раньше. Как всегда. Только чуть более измотанные.

- Доброе утро, - я здороваюсь, робко улыбаясь, когда вижу, как взгляд мужчины, наподобие глазенок малыша, загорается огнем радости. В нем тоже мелькают все оттенки северного сияния.

Мой похититель кивает мне, но глаза от сына не отрывает.

Они оба смотрят друг на друга около десяти секунд, прежде чем я чувствую, как ладошка малыша отпускает мою.

Расслабляюсь, ожидая, что мальчик кинется к долгожданному папе, окончательно убедив его тройными темпами двигаться к выздоровлению, но все происходит совсем иначе.

Джером освобождается вовсе не за тем, чтобы побежать к отцу. Нет.

Он прячется за меня, крепко цепляясь пальцами за правую ногу. Больше чем на половину скрываясь от Эдварда.

Лицо мужчины вытягивается синхронно с моим.

- Солнышко? – оборачиваюсь, глядя на испуганные, широко распахнутые драгоценные камушки, - что такое?

Каллен немного изгибается, обеспокоенно ожидая ответа ребенка. Пламя в его взгляде безвозвратно потухает.

Джером кусает губы, съеживаясь. Боится.

- Эй, - искреннее недоумение и жалость к мальчику затапливает меня с головой, - все хорошо, папа в полном порядке.

Не верит. Даже не собирается.

Причина в этом? Он напуган видом отца?

Да уж, про подобное я не думала. И не могла даже подумать…

- Джером? – хриплый голос Эдварда прерывает меня и вынуждает Джерри резко вздернуть голову. Мой похититель, пробуя повернуться в сторону сына, морщится. Контуры морщин на его осунувшемся лице проступают слишком явно…

Для белокурого создания это становится последней каплей.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»
Юрий Олеша и Всеволод Мейерхольд в работе над спектаклем «Список благодеяний»

Работа над пьесой и спектаклем «Список благодеяний» Ю. Олеши и Вс. Мейерхольда пришлась на годы «великого перелома» (1929–1931). В книге рассказана история замысла Олеши и многочисленные цензурные приключения вещи, в результате которых смысл пьесы существенно изменился. Важнейшую часть книги составляют обнаруженные в архиве Олеши черновые варианты и ранняя редакция «Списка» (первоначально «Исповедь»), а также уникальные материалы архива Мейерхольда, дающие возможность оценить новаторство его режиссерской технологии. Публикуются также стенограммы общественных диспутов вокруг «Списка благодеяний», накал которых сравним со спорами в связи с «Днями Турбиных» М. А. Булгакова во МХАТе. Совместная работа двух замечательных художников позволяет автору коснуться ряда центральных мировоззренческих вопросов российской интеллигенции на рубеже эпох.

Виолетта Владимировна Гудкова

Драматургия / Критика / Научная литература / Стихи и поэзия / Документальное
Коварство и любовь
Коварство и любовь

После скандального развода с четвертой женой, принцессой Клевской, неукротимый Генрих VIII собрался жениться на прелестной фрейлине Ниссе Уиндхем… но в результате хитрой придворной интриги был вынужден выдать ее за человека, жестоко скомпрометировавшего девушку, – лихого и бесбашенного Вариана де Уинтера.Как ни странно, повеса Вариан оказался любящим и нежным мужем, но не успела новоиспеченная леди Уинтер поверить своему счастью, как молодые супруги поневоле оказались втянуты в новое хитросплетение дворцовых интриг. И на сей раз игра нешуточная, ведь ставка в ней – ни больше ни меньше чем жизни Вариана и Ниссы…Ранее книга выходила в русском переводе под названием «Вспомни меня, любовь».

Бертрис Смолл , Линда Рэндалл Уиздом , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер , Фридрих Шиллер

Любовные романы / Драматургия / Драматургия / Проза / Классическая проза