Успокой моё сердце (СИ)

- Не бойся, - очень вовремя, словно почуяв неладное, Эдвард мгновенно смягчает голос, целует меня в лоб, - когда мы вернемся домой, от Кашалота не останется и мокрого места.

Ещё одно выворачивающее душу обещание…

Меня все чаще посещает мысль, что Эдварду известна большая часть случившегося. И почему-то кажется, что не по рассказам Джаспера. Хейл не мог рассказать ему столько всего… интересного.

Я что-то упускаю из виду?

- Он куда хитрее, чем кажется, - севшим голосом сообщаю я.

- Ну, не хитрее меня, - Каллен покрепче перехватывает меня, осторожно наклоняясь. Усадив на песок, садится рядом, притягивая к себе. – Мы поквитаемся за сломанные жизни так, как полагается.

- Осторожнее, пожалуйста, - кусаю губы почти до крови, стискивая его ладони, уже освободившиеся от повязок. На миг губ касается улыбка – как и обещал Флинн, ни единого шрама. Все та же ровная кожа.

- Об этом точно не стоит волноваться, - он чмокает меня в висок, хмыкнув, - Кашалот – не самая крупная рыбка.

…Тихонький плеск воды снова занимает все пространство пляжа. Я снова в объятьях Эдварда и снова мне не нужно ничего – ни слов, ни мыслей, ни прочего. Непрошенные воспоминания – пугающие, доводящие до дрожи и исступления – просятся наружу, но я их не пускаю. Пошли к черту.

- Белла, - мужчина, перебирая пальцами мои волосы, начинает говорить довольно тихо, но среди мягкой тиши, в которую мы погрузились, баритон в любом случае звучит довольно слышно, - помнишь, ты сказала, что если мне нужно поговорить, ты всегда готова меня выслушать?

Поднимаю голову, оглядываясь на него. Эдвард предельно серьезен.

- Конечно, мой хороший, - мягко отзываюсь я, вздохнув, - тебе есть что рассказать?

- Тебе, - исправляет он, но наткнувшись на мое недоумение, поясняет, – если тебе нужно поговорить, я тоже готов выслушать. Что угодно.

- Это не… то есть я не… - выдыхаю, намереваясь сказать все так, как есть, без уверток, - история - грязь. Только грязь.

Сглатываю, пожав плечами. Глаза покалывает, и я прекрасно помню, чем обычно это кончается.

- Ничего подобного в тебе нет и быть не может, - переиначивая смысл моей фразы, отрицает мужчина. Не поверить его словам, тем более произнесенным таким тоном – сумасшествие. - Не говори ерунды.

- Ты не знаешь…

- Я узнаю, когда захочешь, - его рука чуть крепче обнимает меня, - просто имей это в виду, договорились?

- И ты…

- И я, разумеется, - посмеивается он. Теплое дыхание вкупе с нежными руками отговаривает плакать. Слез здесь совершенно не нужно. Ровно так же, как суфлера на балетном спектакле или оркестра внутри исторического музея. В крайней степени несовпадающая с царящей вокруг атмосферой вещь – соленая влага – противоречит всем законам мироздания.

Я думаю над его словами, прикрыв глаза.

Думаю, гладя на серебрящуюся водную гладь.

Думаю, ощущая крепкое рукопожатие и слыша знакомый аромат, ставший после заплыва лишь сильнее.

Думаю, приходя к мысли, что то, чем поделиться можно прямо сейчас, все же есть. Вопрос лишь в том, как на такое Каллен будет реагировать и что скажет мне в ответ. Услужливое сознание намекает, что отрицания и с этого фланга я не выдержу. Слишком рискованно…

И все же, решаюсь. Такой ночи больше не будет. Совсем скоро мы вернемся в Америку, где будет явно не до признаний.

Была не была.

- Эдвард? – осторожно зову, лелея последние секунды беспечности.

- Да? – он тут же откликается, не заставив меня ждать и лишнего мгновения.

- Я хочу… я знаю, что хочу рассказать.

Участливо улыбнувшись, он ободряюще смотрит на меня, ожидая продолжения. Не торопит. Будто догадывается…

Гляжу в малахиты, в свои собственные драгоценные камни, которые так сильно хочу видеть каждый день рядом, в поблескивающую в них нежность, в многообещающее желание защиты, в переливы понимания… верю. Точно верю. Что бы ни случилось, он от меня не отвернется. И я не отвернусь.

- Я тебя… - на выдохе шепчу, позволяя губам делать свое дело, а глазам следить за тем, что происходит внутри калленовских омутов, но договорить я не успеваю.

Разбивая тишину теплой ночи на мелкие, острые осколки, по пляжу проносится душераздирающий детский крик…

*

Спальня залита лунным светом. Каждая деталь, каждая складка простыни видна, как днем. Разве что с синеватым оттенком…

Огромная кровать освещается лучше всего – стоит прямо перед окнами. Впрочем, несмотря на это, не заметить среди её белоснежных простыней малыша, одетого в точь-точь такую же по цветовой гамме пижаму – задача несложная. К тому же, подсказку дает и беспорядок вокруг, сменивший те ровно застеленные покрывала, взбитые подушки и простыни, заправленные туго и аккуратно, на иллюстрацию к фразе «зона военных действий». Когда-то я такое уже видела…

- Джером! – Эдвард, ворвавшийся в комнату на мгновенье раньше меня, кидается к кровати. Белокурое создание, сидящее на ней, крепко обхватившее подушку, заливающееся горькими, громкими, сводящими с ума слезами, вскрикивает громче. Звук, что издает деревянная дверь, захлопываясь, вынуждает его вздрогнуть.