Лорд Мэрилебон посмотрел через стол, как мне сказали, на сэра Кеннингтона Овала, и после этого о диете ничего не говорилось.
Но возникла большая неприятность, которая, однако, скорее помогла Джеку в его собственных долгосрочных перспективах, – хотя на какое-то время она, казалось, имела другой эффект. Сэр Кеннингтон Овал был поражен красотой Евы и, живя в доме Красвеллера, вскоре имел возможность сказать ей об этом. Абрахам Граундл был одним из игроков в крикет и, как таковой, часто бывал на поле в Литтл-Крайстчерч, но в настоящее время он не заходил в дом Красвеллера, и все модное общество Гладстонополиса начало приходить к мнению, что этот матч отменят. Граундл авторитетно заявлял, что, когда настанет день, Красвеллер должен быть низложен, и высказывал мнение, что не существует такой силы, которая могла бы противостоять закону Британулы. То ли он предпочел закон Еве, то ли разозлился на Красвеллера за то, что тот помешал его перспективам, то ли решил, что ему не стоит жениться на девушке, пока ее отец жив, то ли постепенно впал в ожесточение духа от проявленного к нему отношения, я не могу сказать. К Джеку он относился так же враждебно, как и к Красвеллеру. Но к сэру Кеннингтону Овалу он, похоже, не испытывал ни малейшей неприязни, как мне сообщили, не испытывала ее и Ева. Я знал, что в течение последнего месяца мать Джека постоянно уговаривала его поговорить с Евой, но он, который едва позволял мне, своему отцу, открыть рот, не противореча мне, и который в нашем доме распоряжался всем так, словно был хозяином, был настолько застенчив в присутствии девушки, что до сих пор так и не попросил ее стать его женой. Теперь на его пути встал сэр Кеннингтон, и он, видимо от скромности, воздержался от ссоры с ним. Сэр Кеннингтон был симпатичным молодым аристократом, многословным, но ничего особенного за себя не говорившим. Он выделялся своим крикетным нарядом и, когда вставал, чтобы занять свое место у калитки, выглядел как водолаз в водолазном костюме, но Джек сказал, что в этой игре он мало на что способен. Действительно, Джек сказал, что англичане были бы никем, если бы не восемь профессиональных игроков, которых они привезли с собой. Следует пояснить, что в нашем клубе не было профессионалов. Мы еще не пришли к тому, что человек должен зарабатывать на хлеб игрой в крикет. Лорд Мэрилебон и его друг привезли с собой восемь профессиональных "рабов", как их называли наши молодые люди, – весьма неблагородно. Но каждый "раб" требовал не меньше заботы, чем их хозяева, и ставили себя гораздо выше, чем непрофессионалы.
Джек действительно пытался обойти сэра Кеннингтона на велотреке, когда сбил бедного сэра Лордса Лонгстопа, и, согласно его собственным показаниям, он не раз позволял сэру Кеннингтону стартовать вперед и раньше него въезжать на велосипедную дорожку Литтл-Крайстчерч. Это вызвало не самые лучшие чувства, и я опасался, как бы не произошла большая ссора еще до начала матча.
– Когда-нибудь я пробью голову этому парню, – сказал Джек однажды вечером, возвращаясь из Литтл-Крайстчерча.
– Что случилось? – спросил я.
– Дерзкий щенок! Он думает, что раз у него к имени приделана какая-то невразумительная приставка, то все должны прибегать по его свистку. Мне рассказывали, что его отца сделали так называемым баронетом, потому что он вправил сломанную руку одному из тех двадцати королевских герцогов, за которых Англия должна платить.
– Кто же теперь должен был прибежать на его свисток? – спросила его мать.
– Он приехал со своим паровым мотоциклом и послал спросить Еву, не хочет ли она прокатиться с ним по скалам.
– Ей не нужно было ехать, если она сама этого не хотела, – сказал я.
– Но она поехала, и там она была с ним пару часов. Он самый беспринципный из всех щенков, которых я когда-либо встречал. Я скажу Еве все, что я о нем думаю.
Ссора продолжалась весь период подготовки, пока не стало казаться, что в Гладстонополисе больше не о чем говорить. Имя Евы было у всех на устах, пока моя жена не стала практически вне себя от гнева.
– Девушка, – сказала она, – не должна подавать повода для окружающих говорить о себе в таком тоне. Я не думаю, что этот мужчина намерен жениться на ней.
– Я не вижу причин для этого, – ответила я.
– Она для него не более чем симпатичная провинциалка. Кем бы она была в Лондоне?
– Почему бы дочери мистера Красвеллера не быть столь же восхитительной в Лондоне, как и здесь? – ответил я. – Красота одинакова во всем мире, и о ее деньгах там будут думать не меньше, чем здесь.
– Но на ней будет такое пятно.
– Пятно! Какое пятно?
– Как на дочери первого из людей с Установленным сроком, – если это когда-нибудь сбудется. А если нет, о ней будут говорить как о той, кто должна была стать таковой. Я не думаю, что какой-нибудь англичанин надумает жениться на ней.
Это меня очень разозлило.