Усто Мумин: превращения

С 1921 по 1925 г. я работал художником в Самаркандской комиссии по охране памятников старины. В 1923 г. летом, в один из базарных дней, я взобрался на крышу мечети Улугбек на площади Регистан и начал зарисовку с противостоящей мечети Шир-Дор. Едва я дошел до середины рисунка, как со стороны конного базара, находящегося в самом конце старого города, послышались частые выстрелы. Выстрелы приблизились. Со стороны конного базара бежала большая толпа народу, спасающегося от выстрелов. Два человека упали на площади Регистан. Быстро стали закрывать лавки. В 1–2–3 минуты площадь опустела. Почти в это же время по улице со стороны нового города по ул. Янги Роста[509] мимо площади Регистан промчалась конная красноармейская часть по направлению Конного базара. Затем раздалось несколько залпов и через 10–15 минут все стихло. Я наблюдал все происходящее, захваченный неожиданным зрелищем. Когда все стихло, я собрался спуститься вниз, т. к. лавки уже начали открываться, понемногу показался народ, но в этот момент со стороны конного базара на площадь въехала конная часть в стройном порядке. Я задержался на крыше, решив смотреть, что будет дальше. В этот момент командир части (в составе примерно 2-х взводов) обратил на меня внимание и указал двум бойцам на меня. Бойцы спешились и направились к дверям мечети Улугбек. Я пошел к ним навстречу. С рисунком я подошел к командиру части. Он спросил меня, что я делал на крыше. Я показал рисунок, сказав, что делал зарисовку мечети. Командир, услышав мою чистую русскую речь, удивленно спросил меня, почему я в узбекском костюме. Я ответил, что обычно ношу этот костюм, кратко объяснил ему, где я работаю, указав на мечеть Улугбек как на одну из баз Самаркандской комиссии по охране памятников. Командир дал распоряжение отвести меня в новый город в Особый отдел для установления моей личности. Я просил отдать мой рисунок на базу в мечеть Улугбек. Мне это разрешили, но база была закрыта, рисунок я оставил у дверей базы. Затем под конвоем я отправился в новый город. В это время улица Янги Роста уже наполнилась народом, и все удивленно разглядывали арестованного. Когда конвой стал приближаться к новому городу, толпа ребят, забегая впереди шествия, сообщала гражданам, что ведут басмача. Из магазинов стали показываться люди. Мне запомнился даже один гражданин с намыленной щекой, вышедший из парикмахерской посмотреть на арестованного. Дошли до здания ГПУ. Конвой сдал меня в комендатуру. Дежурный осмотрел меня, кратко допросил, кто я, при каких обстоятельствах задержан. Я объяснил ему, что работаю художником в Самкомстарисе, задержан в момент работы на крыше мечети Улугбек, просил дежурного позвонить в канцелярию места моей работы. Но так как там никого не было, дело шло за вторую половину дня, я попросил дежурного, чтобы он удостоверился обо мне у секретаря Горсовета г. Самарканда БРИМАНА, который хорошо меня знал еще по службе моей в РККА в 6-й Рязанской стрелковой дивизии, где я был политруком роты, а БРИМАН секретарем партийной ячейки при дивизии. Дежурный вызвал конвой ГПУ из трех лиц, написав записку БРИМАНУ, которую передал одному из конвоиров. Под конвоем я направился к зданию Горсовета. Там оказался БРИМАН, встретивший меня удивленно. Прочитав записку, он ответил конвоирам, что лично знает меня, и написал ответную записку. Конвой удалился, оставив меня с БРИМАНОМ, который как следует выругал меня за мой, как он сказал, дурацкий вид. Еще полгода тому назад в здании же Горсовета, куда я ходил по делам Самкомстариса, я встретился с БРИМАНОМ, узнал его, он также узнал меня, мы вспомнили зиму 1919 г. в Скопине, где стояла 6-я Ряз. дивизия, и тогда еще БРИМАН спросил меня, почему я одеваюсь по-узбекски. Я ответил ему, что живу как истый узбек и что даже принял мусульманство. БРИМАН, зная меня по 1919 году, очень удивился, но когда я объяснил ему действительную цель своего маскарада, БРИМАН рассмеялся, назвав меня чудаком. Сейчас, выручив меня из глупого положения, он рекомендовал мне бросить это переодевание, т. к. подобный случай мог бы иметь дурные для меня последствия. «Впрочем, — добавил он, — поступай, как знаешь, но я не советовал бы тебе ходить в узбекском платье». После этого случая мне еще раз довелось видеть БРИМАНА уже осенью, когда я случайно встретил его на одной из садовых улиц, прилегающих к Абрамовскому бульвару, где я жил, снимая сад. БРИМАНА я затащил к себе, угостил его фруктами, мы вспомнили еще раз полковых товарищей: комиссаров Садовского, Микунова, комполка <нрзб>. Я показал БРИМАНУ несколько своих рисунков из жизни и быта старого Самарканда. Тогда же БРИМАН еще раз заметил мне, что зря я одеваюсь по-узбекски, и напомнил мне недавний случай с моим задержанием, когда он выручил меня. После этого я уже не встречал более БРИМАНА, не знаю, куда он выехал из Самарканда.

Усто Мумин. Бродячий певец. 1930-е

Центральный государственный архив Республики Узбекистан