Усто Мумин: превращения

«Решили организовать „вечер футуристов“. Договорились. Помещение нам дали большое, в центре города. Мы сами писали ярчайшие, необыкновенные афиши. Егорка, тот парнишка, что жил у Степановых, расклеил их на самых людных улицах и перекрестках. <…> Сцену оформили конструктивно. За кассой сидел Костя Ко. Егорка важно стоял при входе в зал и проверял билеты. Он стоял в моем новом пальто. Пальто ему было явно не по росту. Оно было до полу. Мы заканчивали последние приготовления на сцене. Тренировались на покатом полу, на лестницах… Выпили для храбрости розового муската и… обмякли: ни язык, ни ноги. Нет! Розовый мускат в таких случаях не помогает. Ошибку исправила бутылка рислинга. На сцену! Занавес пошел в сторону. Из зала пахнуло теплым воздухом.

— Едва видимо на карте Средней Азии… — начал я под цитру[202], чуть нараспев наши аральские стихи.

— Едва видимо на карте… — продолжал Ник обычным разговорным тоном.

— Берег твой целует лишь верблюд… — вел я свою музыкальною партию.

Следом за мной, чуть отставая, как бы в подтверждение повторял Ник те же слова.

В этих стихах было о солончаках и барханах, о нашей ночной шхуне и о морских бескрайностях и наших восторгах. Мы не ожидали! Зал шумел, аплодировал и кричал „Бис!“. Мы исполнили свое и о Средней Азии, возможно, этим взяли?! Потом мы читали Маяковского: „Облако“, „Левый марш“, его „Приказы“, Каменского „Сарынь на кичку“, Асеева… Репертуар был неисчерпаем.

Мы вошли в двухчасовой раж! Мы были в форме! Из зала кто-то кричал: „Молодцы, браво, Вик, Ник!“. Какой-то артист-мейерхольдовец забрался на сцену и тряс нам руки. Цветник девушек долго не пускал нас из-за кулис. В конце, приятно утомленные, разыскиваем нашего кассира. Но Костя Ко исчез вместе с кассой»[203].

Была одна из первых выставок, совместная: Усто Мумина и Уфимцева (1924).

«Большой зал занял я, зал поменьше — Усто Мумин. Галя[204] села за кассу. Ждем зрителя. Ждали несколько дней. Решили перебросить выставку в другое помещение. Перебросили. Галя опять села за кассу. Посоветовались. Решили закрыть выставку. Все же на скудные доходы от нашего искусства мы имели такие обеды, о которых мечтали лежа под виноградными лозами»[205].

Не всегда в Самарканде светило солнце и ветки гнулись под тяжестью плодов, бывали и суровые зимы, когда художники и археологи на обмерах древних памятников мерзли, приходилось по нескольку раз за день бежать в чайхану греть закоченевшие руки. Но работа продолжалась, порой в небезопасных для жизни условиях. Так, в один морозный декабрьский день на Регистане было почти безлюдно.