Усто Мумин: превращения

Как танцоры-бачи, так и дервиши, выразители суфизма, — персонажи одного культурно-типологического ряда социальных маргиналов. И те и другие танцуют.

«Танец указывает на обращение духа вокруг цикла реально существующих вещей с целью достичь эффекта постижения тайны и откровения. <…> Вращение передает отношение между духом и Аллахом в его внутренней природе… и бытии… смену кружения его видений и мыслей, а также его познание категорий реально существующих предметов. <…> Прыжки свидетельствуют о том, что он влеком от стоянки человеческой к стоянке, объединяющей с Богом»[240].

Такова характеристика танцев дервишей, предложенная английским востоковедом Джоном Тримингэмом. Она вполне может быть приложима и к полным загадочности танцам бачей.

«Танец невозможно изменить или подделать, так как движения танцующих должны соответствовать состоянию духа, подобно тому, что происходит с объятым ужасом или невольной дрожью. …Их дух исполняется мистическим предчувствием… невидимых состояний, и сердца их размягчаются лучами божественной сущности и утверждаются в чистоте и духовном свете… <…> Следует показать, чем отличалась такая практика суфиев от принятой формы более поздних собраний для отправлений зикра[241]. В это время она уже претерпевает изменения в связи с ростом популярности зикра… Все шло должным образом, пока простой народ не начал подражать им, и тогда доброе перемешалось с гнилостным, и нарушилась вся система»[242].

Возможно, сакральный танец суфиев, претерпев обмирщение, вошел в репертуар бачей. Под «гнилостным», вероятнее всего, и имеются в виду танцы юношей, развлекающих публику в чайханах. Гомоэротизм таких танцев очевиден: мужчины танцуют для мужчин. Собственно педерастия, которая непременно увязывается с подобным действом, — это домысел, механизм которого работает на мифологию повседневности. Не всякий гомоэротизм — педерастия. Свидетельство тому — поэзия средневековых суфиев. Суфизм включает любовь как таковую ко всему и ко всем, в том числе и гомогенную. Пример из жизни великих — поэт XIII века Джалаладдин Руми.

Комментатор суфийских притч Джалаладдина Руми Дмитрий Щедровицкий пишет:

«Величайшее озарение светом истины произошло в жизни Руми при появлении странствующего шейха Шамса. Сам Руми считал дату их знакомства днем своего нового — духовного рождения. С этого дня Руми и Шамс были неразлучны в любви и познании, как бы составляя единого человека. Их земное общение было недолгим. Фанатичные ортодоксы, завистники, враги суфизма составили заговор против Шамса, чтобы ранить душу Руми и погубить его, разлучив с возлюбленным наставником и другом. Шамс был убит „сынами тьмы“, для которых свет Богопознания и любви к ближнему непереносим в любую эпоху»[243].

Одна из притч Руми может служить неким «адвокатским словом» в защиту гомоэротизма (в ответ на обвинение Лыкошина «Долой бачей»), а также своеобразным антимифом, трагически искорежившим судьбу Усто Мумина: