Усто Мумин: превращения

«Каждый человек должен быть сам себе судьей. Если определенный вид или же манера пения возбуждает страсти и ведет к совершению греха, когда животный инстинкт возобладает над духовным, человек должен перекрыть путь тому, что вносит сумятицу в его сердце, религию и мораль»[235].

Можно быть правоверным мусульманином и наблюдать представление бачей, не имея на уме ничего порочного.

Поэтому к 1920-м, когда Николаев оказался в Средней Азии, танцы бачей продолжали входить в репертуар народных гуляний, представлений в чайхане (их видел художник). Но советская власть со временем взялась за искоренение такой народной культуры, которая никак не была связана с новой идеологией. Могут быть, по разумению власти, только те праздники, которые пропагандируют социалистические ценности. Танцы бачей сюда не входили, они шли по разряду пережитков феодализма. Религиозные авторитеты для советской власти, понятно, ничего не значили, сами институты религии получили статус как бы полуразрешенных в атеистическом государстве. Борясь с бачами, советская власть боролась и с Усто Мумином. В Уголовном кодексе Узбекской ССР за 1926 год содержится ряд статей, приравнивающих институт бачей к мужеложству и, соответственно, криминализирующих выступления танцоров (в 1934 году подобная статья — о мужеложстве появится в УК РСФСР).

В Уголовном кодексе УзССР 1926 года указывалось, в частности, что «бачебазство, т. е. содержание лиц мужского пола (бачей) для мужеложства, а также подготовка и обучение их этому влечет за собой лишение свободы со строгой изоляцией на срок не ниже одного года с конфискацией всего или части имущества»[236].

Устроители увеселений с участием бачей приговаривались к сроку лишения свободы не менее шести месяцев, равно как и родители юношей, заключившие соответствующие соглашения с содержателями бачей (тех, в свою очередь, ждало «лишение свободы со строгой изоляцией на срок не ниже двух лет с конфискацией части имущества»)[237].

Возможно, угроза уголовного наказания повлияла на Усто Мумина: постепенно, не сразу, к рубежу 1920–1930-х красивые юноши уходят из его работ. Нет больше сюжетов, рождающих «запретные» мысли. Художник больше не рисует их.

Обратимся, однако, к свидетельствам, появившимся задолго до принятия Уголовного кодекса УзССР 1926 года. Востоковед царской России генерал Нил Лыкошин составил, опираясь на свой многолетний туркестанский опыт, своеобразную ценностную картину мусульманского мира и, исходя из нее, сформулировал предписания для русских, приезжающих в Туркестанский край. В одном из таких советов-предписаний «Приличия, соблюдаемые при посещении дома, в приветствиях, рукопожатии и целовании» Лыкошин с упорством продолжает сражаться с искусством бачей как с пороком: