Усы

Большинство мужчин и женщин, дремавших в креслах, носили длинные арабские одеяния и, по всей видимости, ожидали другого рейса. Он сел поодаль, раздираемый двумя противоречивыми желаниями: крепко заснуть и вот так, не приходя в себя, как зомби, сесть в самолет и спать до самого Гонконга, а все вопросы разрешить на месте или сейчас же, здесь подвести промежуточные итоги, хотя что–то подсказывало ему, что теперь, когда отъездная лихорадка приутихла, это будет совсем непросто. Мысль о том, что он очутился в Бахрейне, на севере Персидского залива, спасаясь от заговора, устроенного Аньез, показалась ему вдруг настолько дикой, что он, в смятенном своем сознании, хотел сейчас не столько проанализировать ситуацию, сколько убедиться в ее реальности. Он пошел в туалет и, ополоснув лицо холодной водой, долго вглядывался в зеркало. Дверь открылась, кто–то вошел, и он поспешно сунул в карман паспорт, который достал было, чтобы изучить его в зеркале, для сравнения. Он вернулся в зал, походил взад–вперед, чтобы окончательно прийти в себя, лавируя в проходе между двумя рядами кресел, набрел на очередной прилавок Duty free и, сделав вид, будто интересуется товарами, стал изучать этикетки галстуков и электронных игрушек, пока продавщица, подошедшая с вопросом: «May I help you, Sir?»[6], не обратила его в бегство. Садясь в кресло, он заметил в жерле одноногой пепельницы пачку «Мальборо», пустую и, главное, вконец искромсанную каким–то необычным способом, показавшимся ему знакомым, и ему пришлось сделать усилие, чтобы восстановить в памяти, с чем связано это варварство. И он вспомнил: два–три года назад в Париже — а может, и в других местах, он не знал, — ходил странный слух, из тех, что возникают, распространяются и умирают неведомо как, самым таинственным образом; слух этот утверждал, будто фирма «Мальборо» тесно связана с ку–клукс–кланом и тайно рекламирует его деятельность с помощью некоторых элементов дизайна сигаретных пачек. Это доказывалось, во–первых, следующим: линии, разделяющие красное и белое поля пачки, образовывали три «К» — одно на лицевой стороне, другое на оборотной, третье на крышке; во–вторых, внутренняя упаковка была украшена двумя точками, желтой и черной, что означало «Kill the niggers and the yellow!»[7]. Правда ли, нет ли, но эта дурацкая история какое–то время развлекала общество, и на столиках кафе часто находили изорванные пачки — знак того, что люди попадались на эту удочку. Со временем подобные находки стали встречаться все реже и реже, ибо посвященным, а их развелось великое множество, уже некого было посвящать в эту историю, она всем надоела, и почти никто в нее уже не верил. Аньез, которая еще тогда не упускала случая продемонстрировать свой мистификаторский талант, сделала из неудачных попыток найти черную и желтую точки неотразимое доказательство подлинности этой версии: послушать ее, так заправилы из «Мальборо», увидев, что тайна раскрыта, отказались от пропаганды в этой форме и изобрели нечто другое — остается угадать, что именно. От нечего делать он старательно обследовал пачку, ничего подозрительного не обнаружил, зашел в Duty free и купил блок «Мальборо», который оплатил карточкой American Express. Выкурил сигарету, потом вторую.

Напротив его кресла возвышался светящийся глобус, усеянный циферблатами с указанием времени в разных точках планеты. Испания почему–то отсутствовала, на ее месте красовалось ярко–синее пятно моря — от Пиренеев до Гибралтара.

В Париже было 6 ч. 14 мин.

В 6.46 по тому же парижскому времени женский голос, слегка размазанный громкоговорителями, пригласил пассажиров, следующих в Гонконг, занять места в самолете. Ярко–желтое пространство зала огласилось шарканьем ног, какой–то человек, еще не совсем очнувшись от сна, надел черные очки, чтобы отыскать под креслом упавший транзитный талон. Чуть позже в иллюминаторах блеснули и исчезли огни аэропорта, освещение в салоне померкло. Пассажиры кутались в красно–зеленые шотландские пледы, вынутые из пластиковых упаковок. Некоторые из них включали индивидуальные лампочки над креслами и читали; самолет несся в черном ночном пространстве, он бодрствовал, и все это было в высшей степени реально.