Меня тут же заставили выступать, но публике было не интересно смотреть на усатую девицу, а ничего особенного делать я не умела. Зато им понравилось, когда меня раздели по пояс и пустили в одних панталонах в клетку – водить на тяжёлой цепи старого льва.
Публика по ту сторону клетки смеялась и свистела. Однажды кто-то бросил в нас с Говардом камешком. Потом ещё и ещё… С большим трудом зрителей удалось утихомирить. Это было так унизительно. Так больно. И ужасно страшно. Страшно, когда твоя жизнь зависит от того, сумеет ли вовремя остановиться беснующаяся толпа.
Говард вскоре умер, и одна, без льва, я стала никому не нужна. Тогда меня, наконец, оставили в покое и посадили в шатёр гадалки. К тому времени мамы уже не стало.
В шатре дела шли не лучше, чем в клетке. К молодой усатой гадалке-неумехе люди шли неохотно, зато по-прежнему с большим азартом скандалили и требовали вернуть свои жалкие монеты, если им не нравился карточный расклад или предсказание. А им никогда ничего не нравилось. Во всех захолустных городках, куда бы ни приехал цирк, было одно и то же: будто менялся только ландшафт и названия, но не люди.
Однажды ночью, когда толпа гуляющих отхлынула от шапито и разошлась по домам, я услышала разговор пьяных акробатов. Они сидели у костра за моим шатром и говорили про некий Перекрёсток миров со множеством дверей, каждая из которых приведёт открывшего её в другой мир, какой ни пожелаешь.
– И что, – икнув, уточнил один, – можно попасть, куда угодно?
– О чём я и толкую, дурень, – заплетающимся языком ответил другой, – только попробуй-ка найти этот П-перекрёсток…
Я слушала не дыша, притаившись за кустом азалии, но разговоры смолкли, и вскоре над шапито разнёсся раскатистый храп.
Как же мне захотелось оказаться в другом мире! Прожить жизнь, в которой у меня был бы выбор. Свой собственный выбор.
Вернувшись в шатёр, я расплакалась, ведь мне ни за что и никогда не удастся покинуть шапито и обрести свободу. Я схватила магический шар, подняла над головой – хотела швырнуть его на землю, разбить вдребезги и растоптать осколки! – как вдруг он засветился.
Этой ночью магический шар впервые по-настоящему ожил в моих неумелых руках и показал мне Перекрёсток миров. Бросив кости и разложив карты, я так ясно увидела путь, что в груди моей стало легко-легко, а голова закружилась, словно от аромата того терпкого и плотного красного вина, которое по субботам пила мама. Чёрные свечи в кои-то веки не коптили и не трещали, а окутали меня с ног до головы серым бархатным дымом.
Быстро побросав свои пожитки в старую холщовую сумку, расшитую розовыми и фиолетовыми цветами прабабушкиной рукой, я бросилась бежать. Оберегающей силы чёрных свечей хватило ровно на столько, чтобы добраться до переулка, где нашлась старая узкая дверь, за которой оказалось это странное место и этот самый бар.
– И вот я здесь, – прошептала Катажина.
– В нужном месте и в нужное время… – так же негромко продолжил за неё Фергус.
– Что ты имеешь в виду?
В ответ Фергус лишь кивнул в сторону красной двери. Про себя он отметил, что сегодня она пользуется большой популярностью.
– Эта дверь, – бармен решил пояснить Катажине, – приведёт тебя в желанный мир, где ты сможешь начать жизнь с чистого листа. Ту, которую ты хотела.
Гостья замялась. Она лишь переводила взгляд с Фергуса на дверь и обратно, не веря, что счастье оказалось так близко. Сердце её наполнилось предвкушением, заставляющим душу трепетать перед неизвестностью. Желанный мир мог оказаться как лучшим, так и худшим – она не могла знать наверняка.
Вдохнув полной грудью, девушка сползла со стула и нерешительно направилась к двери, судорожно поправляя сумку на плече. На полпути она остановилась и бросила на Фергуса полный отчаяния взгляд, а после произнесла:
– Фергус, проводишь? Мне так страшно идти туда одной.
Бармен кивнул и, обойдя барную стойку, присоединился к Катажине. Вместе они подошли к красной двери вплотную. Ладонь Фергуса замерла на ручке, давая Катажине собраться с духом прежде, чем сделать столь важный шаг.
– Готова?
Девушка кивнула и дрожащей рукой снова поправила сумку на плече. Бармен повернул ручку, и дверь тихо отворилась. В глаза ударил свет, и потребовалось какое-то время, чтобы разглядеть, что находилось по ту сторону.
Секунду было тихо. А потом на Фергуса и Катажину со всех сторон обрушились звуки: плеск воды, пение птиц, голоса. Стук, звон, возня, шелест. Следом пришли запахи: свежей выпечки, костров, озёрной воды, лошадей и горьких полевых трав. Перед Фергусом и Катажиной простиралось огромное поле. Слева, за лесом, виднелись верхушки разноцветных шатров. Впереди лежало гладкое зеркало озера, а за ним – деревушка. По правую руку, вдалеке, прятались за сизой дымкой высокие хребты зубчатых гор. Катажина и Фергус переглянулись. На лице бармена красовалась подбадривающая улыбка. Он галантным жестом предложил гостье войти, пропуская девушку вперёд.
Катажина набрала полную грудь воздуха, переступила порог, и тело её тут же начало меняться. Фергус молча наблюдал за преображением, оперевшись о дверной косяк.