Утешительная партия игры в петанк

Нет, мой цинизм здесь неуместен... Я была влюблена... Я очень его любила. Просто умирала от любви... Жизнь стала настолько легче... Он поселился у нас. Рене, который знал его еще ребенком, благословил меня, Большой Пес его не сожрал, и он принял все как должное, без особых церемоний. Это было чудесное лето, и Хатти на свой второй день рождения получила настоящий торт... А потом была чудесная осень... Он научил нас любить, видеть и понимать природу, подписал на «Лесную сову», познакомил с массой замечательных людей... С ним я вспомнила, что мне нет еще и тридцати, что я люблю веселиться и не люблю рано вставать...

Я страшно поглупела. Все твердила: «Я нашла своего учителя!»

Следующей весной я захотела родить ребенка. Вероятно, я поспешила, но для меня это было очень важно. Наверно, мне казалось, что таким образом я укреплю все связи: с ним, с детьми Эллен, с этим домом... Если у меня будет собственный ребенок, я уже никогда не смогу бросить этих троих — так мне казалось... Не знаю, можете ли вы меня понять?

Нет. Шарль слишком ревновал, чтобы пытаться в этом разобраться.

Я очень его любила...

От этого «очень» его кольнуло под крокодильчиком.

А ведь он даже не понимал, что это означает...

И вообще, для провинциального учителя найти общий язык с детьми да показать на небе Большую Медведицу проще простого!

— Конечно, понимаю, — прошептал он очень серьезно.

— Но у меня ничего не вышло... Другая на моем месте была бы терпеливее, но я через год отправилась в город, чтобы пройти обследование. Я взяла троих детей, не моргнув глазом, в конце концов, имела же я право хотя бы на одного своего!?

Я настолько зациклилась на собственном животе, что все остальное как-то вдруг отошло на второй план...

Он стал реже ночевать дома? Просто ему нужен покой, чтобы проверять свои диктанты... Он уже не разъезжает с нами каждое воскресенье по всей округе в поисках очередной барахолки? Просто он подустал от наших глупостей... Стал не так нежен в постели? Но я сама в этом виновата! С моими дурацкими подсчетами, отбивавшими всякое желание... Стал уставать от детей? Ну конечно, их ведь трое... Они не слушаются? Конечно... ведь мне казалось, что жизнь и так их уже наказала, и пока они маленькие, пусть бесятся, как хотят... Я слишком часто перехожу на английский, общаясь с ними? Конечно... когда я устаю, то говорю на том языке, который первым приходит в голову.

Таких вопросов было много... Он попросил перевести его на другое место работы со следующего учебного года?

А... Вот этого я объяснить уже не смогла.

Для меня это стало полной неожиданностью... Я считала, что он живет, как я, что сказанные слова и взятые на себя обязательства, пусть и без штампа в паспорте, что-то да значат. Хотя зимы обещали быть суровыми, и приданое мое несколько обременительно...

Он добился-таки перевода, а я стала той самой, которая рассказывала вам про свою последнюю сигарету...

Брошенной опекуншей...

До чего ж я была тогда несчастна, страшно подумать, — улыбнулась она смущенно. — И что я вообще тут делаю? С какой стати похоронила себя в этой дыре? Зачем я строю из себя Карен Бликсен[226], когда сама по уши в дерьме? Зачем каждый вечер таскаю дрова и хожу за покупками все дальше и дальше, чтобы никто не косился на бутылки, которые я аккуратно укладываю между пачками печенья Pepito и кошачьим кормом...

Конечно, я страдала, но к этому прибавилось и кое-что еще, куда более опасное: я вдруг почувствовала себя такой ничтожной. О'кей, наш роман быстро закончился, ну и что... Так часто бывает... Проблема в том, что я на три года старше его... И вместо того, чтобы говорить себе: он бросил меня потому, что разлюбил, я говорила: он бросил меня, потому что я старуха.

Я слишком старая, чтобы меня любить. Уродина, да к тому же пьющая... Слишком добрая, глупая, праведная.

Ну куда мне с моей бензопилой, обветренными губами, красными руками и кухонной плитой в шестьсот кило весом...

Действительно... Куда мне?

Я не сердилась на него за то, что он ушел, я его понимала.

На его месте я поступила бы точно так же...

Налила себе еще чаю, долго дула на него, хотя он давно остыл.

— Одно радует, — пошутила она, — то, что у нас осталась подписка на «Лесную сову»! Вы его знаете, человека, который делает этот журнал? Пьера Дэома?

Шарль отрицательно покачал головой.

— Он великолепен. Настоящий... Настоящий гений... По-моему, он заслужил себе уютное гнездышко в Пантеоне[227], впрочем сомневаюсь, чтобы он пожелал туда отправиться... Ну, да ладно... Тогда мне было не до того, чтобы по скорлупкам отличать орех, съеденный белкой, от ореха, съеденного полевой мышью... Хотя... Все-таки, наверно, меня это немного занимало, иначе сегодня вечером нас бы здесь не было...

Белка раскалывает скорлупу надвое, а мышь прогрызает в ней красивую замысловатую дырочку. Если вам интересны детали, поищите на полочке над камином...