Уточкин

И очарованными глазами при свете мигающего газового фонаря, мерцавшего в отдалении, я следил за плавным приближением наших жертв к месту гибели. Прикосновение первой тройки имело самые разрушительные последствия. Неестественно взмахнув руками, ринулись вперед головой вниз две дамы. Офицер, державший одну из них за руку, пытался удержать ее. Не прошло и одного мгновения, как они все трое, оглашая нашу тихую до того улицу криками ужаса, беспомощно барахтались на земле. Мгновенным движением офицер оставляет розовенькую барышню. Стремительно бросившись на помощь и зацепившись, в свою очередь, перелетает через головы пострадавших сопутников. А над ними в позе ужаса замерла прелестная розовая барышня в соломенной шляпе. О том, что может быть, я не думал. Пораженный необыкновенным результатом чудесного изобретения, я умирал от смеха. Смеялся бесстыдно и громко, смеялся до того, что не мог встать. С полными слез глазами смотрел на стремительно убегающего Спирку и продолжал безумно хохотать.

Быстро поднялся офицер, упавший первым, огляделся по сторонам, нагнулся, ощупал руками канат, обернулся в мою сторону и как тигр прыгнул на меня. Я замер и в страхе забыл о спасательном содействии второго каната.

Последний не выдал.

Я видел перед собою свирепые, вытаращенные глаза офицера, который бросился на меня.

И в тот момент, когда я считал себя уже погибшим, офицер, взвиваясь как змея и стуча головой о камни, покатился к моим ногам, а через мгновение, подобно метеору, я несся по улице, прославляя спасительное заступничество второго каната».

Но, как известно, Уточкин и сам оказывался в подобных ситуациях, и не раз. Он знал цену боли и не видел в этом ничего оскорбительного ни для себя, ни для своих визави. Просто, как ему казалось, это была возможность, упав, подняться и сделаться еще сильнее.

Впрочем, не каждый был на это способен.

Например, Николай Исаевич Уточкин (старший брат), постоянно попадая с Сережей в подобного рода передряги, даже ведя впоследствии дела брата, со временем не выдержит. По слухам, он сопьется и сойдет с ума. Его можно будет часто видеть на Соборной площади у памятника светлейшему князю Воронцову, с которым он будет о чем-то напряженно, на грани крика разговаривать.

Почти как у Пушкина в «Медном всаднике»:

Кругом подножия кумира
Безумец бедный обошел
И взоры дикие навел
На лик державца полумира.
Стеснилась грудь его. Чело
К решетке хладной прилегло,
Глаза подернулись туманом,
По сердцу пламень пробежал,
Вскипела кровь. Он мрачен стал
Пред горделивым истуканом
И, зубы стиснув, пальцы сжав,
Как обуянный силой черной,
«Добро, строитель чудотворный! —
Шепнул он, злобно задрожав, —
Ужо тебе!..» И вдруг стремглав
Бежать пустился…

…Уточкин часто вспоминал то свое бегство, те свои первые шаги, когда он полностью и безоглядно доверился какому-то неведомому ему ранее движению токов в собственных ногах. Он абсолютно не чувствовал ни земли, ни ступней, не испытывал никакого усилия, толкая себя вперед, и порой ему даже казалось, что он летит, задыхаясь от страха и радости одновременно, щуря глаза, не смея оглянуться назад.

За ним вполне могла гнаться мадам Заузе с окровавленным ножом в руке или безнадежно отставшие на циклодроме соперники, но Сергей Исаевич ничего этого не видел и не знал, он мчался вперед, заходил на второй, на третий круг велотрека, летел мимо водолечебницы Шорштейна, в мавританского стиля окнах которой можно было видеть голых людей, некоторые из которых были завернуты в простыни, несся через проходные дворы, мимо Воронцовского дворца, по Приморскому бульвару. А потом он останавливался в Угольной гавани и вовсе не потому, что устал, а потому, что дальше бежать было некуда, перед ним до горизонта простиралось море.

Тут наступала пауза — секунды на раздумье, и он прыгал в воду.

Конечно, о свершениях и непостижимых трюках Эрика Вайса, более известного как Гарри Гудини, в Одессе были хорошо наслышаны. Особенно возросла его слава в России после того, как в 1903 году он посетил эту страну.

Более всего впечатление Уточкина будоражил трюк Гудини, когда руки и ноги иллюзиониста сковывали цепями, самого его помещали в металлический ящик, который закрывали на замок, а затем с высокого моста этот ящик бросали в реку. Однако буквально через несколько минут, которые зрителям, разумеется, казались вечностью, мистер Гудини появлялся на поверхности воды, улыбался, показывал всем, что руки его свободны, и неспешно плыл к берегу.