Уточкин

В первой части письма автор — философски образованная женщина — опирается на Ницше и цитирует его слова о человечестве, „которое больше обезьяны, чем сами обезьяны“, относя слова великого философа к толпе, конечно, во второй же части убеждает меня не рисковать собой: „Человек так прекрасен может быть, когда займется собой, разглядит себя, столько чудес может натворить, что рисковать своим существованием, ломать себе руки, ноги, портить себе легкие и т. д. — все это можно только во сне. Проснитесь и остановитесь“.

Разбудив, автор меня превращает в ницшеанскую обезьяну, безжалостно сливая с толпой.

Я же не хочу и протестую…

Что мне толпа?

Песок морской, придорожная пыль!

Вы же уговариваете меня не считаться с азартом ваших Манек и Ванек. Да кто же считается! Их ведь просто эксплуатируют, насколько возможно, а затем отпускают с миром в широкий, от их прилива серым становящийся мир.

Вы хотите добавить мной серой краски, но я не хочу…

Человечество двинулось вперед, лишь когда девственно-тусклый мозг одного из его представителей прорезала счастливая мысль: для самозащиты вооружиться палкой. С этого момента человек стал царем всего живущего.

Борьбой завоевывая свое право на жизнь, человечество из глубин седых веков передало потомкам два главных инстинкта: борьбы и самосохранения.

Владели всегда миром, как диктаторы, всегда те, у кого унаследованное влечение к борьбе доминировало над инстинктом самосохранения; иногда платой за предпочтение борьбы бывала их кровь…

Теперь я спрашиваю женщину из толпы: свой унаследованный инстинкт борьбы я устремил против природы; желала ли бы она, чтобы его жертвой оказалось живущее?

А землю, зеленокудрый мир, человечество имеет возможность разглядывать сверху — и вы хотите, чтобы я не смотрел?»

Возникновение имени Фридриха Ницше в этой переписке, думается, явление вполне закономерное.

Известно, что рассуждения великого мыслителя из Веймара на рубеже веков были не столько модны, сколько актуальны на фоне идеологических и технологических потрясений, которые ошеломили Европу, а вслед за ней и Россию, оказавшихся на ментальном перепутье, на грани саморазрушения и атеистического угара.

Тогда оппозиция «толпа и герой», занимавшая умы многих философов и литераторов, обрела черты драматического конфликта, выход из которого следовало, по мысли Ницше, искать не в метафизических умствованиях и стенаниях об утраченном, но в решительном и волевом жесте, поступке.

Так, в своем культовом трактате «Как говорил Заратустра» Фридрих Ницше восклицает:

«Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке!

Сверхчеловек — смысл земли. Пусть же ваша воля говорит: да будет сверхчеловек смыслом земли!

Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах! Они отравители, все равно, знают ли они это или нет.

Они презирают жизнь, эти умирающие и сами себя отравившие, от которых устала земля: пусть же исчезнут они!

Прежде хула на Бога была величайшей хулой; но Бог умер, и вместе с ним умерли и эти хулители. Теперь хулить землю — самое ужасное преступление, так же, как чтить сущность непостижимого выше, чем смысл земли!»

Для человека, мечтающего взлететь, оторваться от земли, попрать закон притяжения и прочие физические константы, а Сергей Исаевич был именно таким человеком, подобные рассуждения являлись вызовом. Земля для него ассоциировалась с местом, о которое тем неизбежнее разбиваются мечты, чем выше они (эти мечты) возносятся. Притяжение земли сродни агрессивной энергии толпы, что просит своего кумира остановиться, не вредить себе, но в то же время ждет от него новых умопомрачительных свершений. И вот именно на этом изломе формируется «сильная личность» по Уточкину, которая, как мы видим, противостоит ницшеанскому образу, вбирающему в себя весь «смысл земли», а также замещающему, по мысли философа, умершего Бога.

Да, как мы помним, такой эпизод уже был в жизни Сережи, когда он обиделся на Бога, не спасшего его отца от смерти, невзирая на просьбы и мольбы одиннадцатилетнего мальчика и абсолютную его убежденность в чуде, иначе говоря, абсолютную веру.

Вера, как известно, есть факт религиозного сознания.

Религиозность представляет собой способность видеть дальше протянутой вперед руки.

Мысль о Боге не занимала Сергея Уточкина с детства, вернее, с того момента, когда из жизни ушел отец.

Но она, эта мысль, вне всякого сомнения, была в нем, таилась до поры, ведь в противном случае он бы уверовал в землепоклонство Ницше, не дерзающего даже поднять глаза к небу, на котором светит солнце или по которому бегут облака.

Фридрих Ницше: «Ползущие облака ненавижу я, этих крадущихся хищных кошек: они отнимают у тебя и у меня, что есть у нас общего, — огромное, безграничное Да и Аминь! Мы ненавидим ползущие облака, этих посредников и смесителей — этих половинчатых, которые не научились ни благословлять, ни проклинать от всего сердца. Лучше буду я сидеть в бочке под закрытым небом или в бездне без неба, чем видеть тебя, ясное небо, запятнанным ползущими облаками!»

Сергей Уточкин: