Утомленные вином

— Мне очень здесь хорошо… только немного раздражает, что день и ночь горит синенькая лампочка… и еще — не позволяют закрывать дверь … Все боятся, что покончу самоубийством…

«Есенинская трагедия чрезвычайно проста, — считал Мариенгоф. — Врачи это называли „клиникой“. Он и сам в „Черном человеке“ сказал откровенно:

Осыпает мозги алкоголь.

Вот проклятый алкоголь и осыпал мозги, оспыпал жизнь.

Возникают в памяти бунинские строки:

Легкой жизни я просил у Бога,
Легкой смерти надо просить.

Ах, Сережа, Сережа, почему же ты не попросил ее, этой легкой смерти? Но у кого просить-то было?»

Как видите, а Мариенгофа все просто.

Жил-был деревенский мальчик, любил коров, цветы и березы. Но еще больше ему нравилось сочинять стихи.

Приехал в город, стал знаменитым поэтом и… пошло- поехало: вино, женщины, скандалы и… петля.

Но только так ли это?

«Погиб около Дункан и Есенин, — писал хорошо знавший поэта один из основателей имажиинозма В. Шершеневич и тут же уточнял. — Но не она была причиной гибели.

Причиной было неуменье идти в ногу со днями. Сережа хотел быть впереди дней и часто отставал.

Он чувствовал это, начинал торопиться, чтоб догнать, и от слишком быстрого бега запыхивался и не говорил своим голосом».

И именно здесь мы, возможно, начинаем приближаться к истинной причине трагедии Есенина.

«Чувствовал, торопился, запыхивался и не говорил своим голосом…»

То, что поэт «чувствовал» не вызывает сомнений. И еще как чувствовал, добавили бы мы. А вот то, что не говорил своим голосом…

Доля правды здесь есть.

И чего в этом отношении стоили строки Есенина из «Анны Снегиной».

Помните?

Звенели, качались ступени,
И помню, под звно головы:
«Скажи, кто такой Ленин?»
Я тихо ответил: «Он — вы!».

И это о человеке, которой ненавидел крестьян лютой ненавистью и калечил деревню!

В высшей степени неискренним выглядит и его странное желание бежать, задрав штаны за комсомолом.

Вряд ли от души было сказано и «Мать моя — родина, я большевик!»

Да и ода «капитану Земли» выглядела скорее данью общей идеологии, нежели откровением души.

Мы вряд ли погрешим против истины, если скажем, что эти фразы в большевистскую строку выглядят скорее случайными, нежели выстраданными.

И уж, конечно, кровью Есенин их бы не написал.

И куда правдивее у него звучало: «Ни при какой погоде я этих книг (Маркса и Энгельса), конечно, не читал».

Да, Есенин сам признавался в том, что не понимает, куда влечет его «рок событий».

А вернее, не понимал сразу после семнадцатого года. Как не было истинного понимания всего происходящего и у его старшего собрата по ремеслу Александра Блока.

Но не понимал он этого до поры, до времени, и далеко не случайно перед смертью Блок потребовал уничтожить все имевшиеся в его доме экземпляры своей знаменитой поэмы «Двенадцать», которой так восхищались большевики.

Надо полагать, что к концу жизни разобрался в «роке событий» и Есенин.

Одной из причин самойбийства Есенина сторонники этой версии видели в том творческом кризисе, в котором якобы находился Есенин.

Доля истины в этом утверждении, наверное, есть.

И открыл Есенину глаза на его произведения его «старший брат» в поэзии Николай Клюев, которому тот незадолго до смерти читал свои стихи.

«Клюев, — описывал эту встречу поэтов Мариенгоф, — сидел на некрашеной дубовой лавке под иконой Миколы Чудотворца старого новгородского письма.

— Ну что? — тихо спросил Есенин. — Стихи-то?

Старший брат троекратно облыбызал его.

— Чувствительные, Сереженька. Чувствительные стишки. Их бы на веленовой бумаге напечатать, с виньеточками: амурчики, голубки, лиры. И в сафьян переплесть. Или в парчу. И чтоб с золотым обрезом. Для замоскворецких бырашень. Они, небось, и сейчас по Ордынке да по Птяницкой проживают. Помнишь, как Надсона-то переплетали? А потом — Северяниа Игоря, короля поэтов. Вот бы, Сереженька, и твои стишки переплесть так же».

По сути дела это был приговор «стишкам», и не удивительно, что после этих слов Есенин заплакал.

Да и как знать, не понимал ли сам Есенин, что ему, по сути дела, уже не о чем было писать?

Особенно в той стране, какой постепенно становился СССР. Идеологически выдержанной.

Ведь в год снятия Н. С. Хрущева с поста первого лица страны Есенину было бы всего 69 лет.

Вы можете себе представить, что писал бы Сергей Александрович все эти 39 лет?

Я — нет!

Особенно если вспомнить судьбы таких куда более «невинных» поэтов, как Николай Гумилев, Анна Ахматова, Осип Мандельштам и Борис Пастернак.

Я уже не говорю о Высоцком, при жизни которого не было напечатано ни единой его строчки.

И не случайно тот же Мариенгоф писал по этому поводу: «Есенин мог оптерять и терял всае. Последнего друга, и любимую жинщину, и шапку с головы, и голову в винном уграе — только не стихи!

Стихи были биением его сердца, его дыханием».

Помните, что писал Есенин?