Внешне он выглядел очень респектабельно, но кто знает, не тогда ли в нем, знаменитом и любимом всеми, зародилась та самая убившая его в конце концов тоска по тому, что никогда не сбудется?
Он часто выезжал в составе сборной и клуба за границу и видел, как живут на Западе футбольные звезды и каким ореолом славы и почета они там окружены, и ему, конечно, хотелось жить так же.
Ведь уже тогда он измерял свое мастерство по высшим меркам и очень страдал от того, что в мире о нем знали пока только понаслышке.
И не потому ли, стремясь любым способом сделать себе рекламу, он так стремился встретиться с Софи Лорен и, так и не дождавшись ее в римском аэропорту, сбежал со сборов в ночной бар, где среди других гостей международного кинофестиваля должна была находиться и звезда мирового кино?
Был ли он в нее влюблен?
Об этом теперь можно только гадать, хотя ничего удивительного в этом не было бы.
Появиться с Ворониным не стыдно было кому угодно и где угодно, недаром английская королева подарила ему сервиз как самому обаятельному мужчине лондонского чемпионата мира.
И, наверное, все правильно: любить, так королеву!
Тем более что футбольным королем он себя осознавал. Правда, до памятного матча 1965 года в Москве против сборной Бразилии, забившей три сухих мяча в ворота его команды.
Судя по его намекам в отношении предстоящего матча, Воронин наделяся наглухо закрыть Пеле и таким образом заставить весь футбольный мир заговорить о нем.
Но…
Пеле забил два гола, и о Воронине никто даже на вспомнил.
Это поражение повергло Валерия в самый настоящий шок, и после встречи лицом к лицу с забившим два гола Пеле ему пришлось взглянуть на себя совсем иными глазами.
И конечно, дело было отнюдь не в растопыренных руках Пеле, из-за которых, по словам самого Воронина, к бразильцу было невозможно подступиться.
Он был Пеле, и этим все было сказано!
Но даже здесь Воронин остался верным себе. Да и кто другой стал бы горевать после поражения от двукратных чемпионов мира, команды, в которой играли настоящие кудесники мяча?
Но ему было обидно, обидно вдвойне. Закрой он великого бразильца, как он закрывал всех тех, против кого играл, и о нем заговорили бы все газеты мира, поскольку по большому счету подобное еще не удавалось никому!
И надо думать, его личное поражение не прошло для него бесследно и навсегда оставило в его мятущейся душе глубокий след.
Да и в родной команде он к этому времени оказался в тени вернувшегося в нее Стрельцова, хотя тот был поражен происшедшей в нем переменой и уже считал его «выдающимся игроком, так много решавшим в действиях „Торпедо“».
«Мне представляется, — говорил восхищенный увиденным Эдуард Анатольевич, — что ощущение настоящей игры, настоящих возможностей в ней начиналось у Воронина где-то в кончиках ногтей, а затем охватывало его всего.
В те годы он был уже по-своему даже выше Кузьмы (Валентина Иванова). Объем высококлассной работы, им производимой, просто удивлял.
Диапазон его действий был громадным. А головой он играл так, как ни мне, ни Кузьме не сыграть было».
И, хотел того Стрельцов или нет, но он говорил о Воронине так, как говорили об игроках будущего!
Мы не помним сейчас точно, кто и когда назвал Воронина «неутомимым гигантом перевоплощения в любое из игровых амплуа», но лучшего определения для него было трудно придумать.
В считанные секунды он успевал побывать и защитником, и полузащитником, и нападающим, и никому даже не приходило в голову, что он исполняет чужие обязанности.
«К сожалению, — говорил хорошо знавший Воронина Виктор Понедельник, — в нынешней сборной таких мастеров, как Воронин, нет.
Он в полном смысле был универсальным футболистом, ему не составляло труда сыграть в любой точке поля одинаково успешно — в обороне, середине поля и в атаке.
Эта способность к эффективной творческой деятельности в нем органически сочеталась. Иногда меня посещала парадоксальная мысль: поставь Воронина в ворота, он и там сыграет блестяще». Так оно и было, и если Воронин разрушал атаки, то разрушал не примитивно, а с присущим ему блеском и элегантностью.
Но Воронин никогда бы не стал великим Ворониным, если бы умел только разрушать и «разменивать» самых сильных игроков команды соперников.
При первой же возможности он мог блестяще организовать атаку, обыграть практически любого подвернувшегося ему под ноги и нанести точный и сильный удар.
И даже такой тонкий тактик, каким был Валентин Иванов, поражался широченному кругозору Воронина.
— Он видел вперед на сто ходов и сто метров! — именно так отозвался он о таланте Валерия, и лучше, наверное, не скажешь.
А когда «Торпедо» играло свой первый матч в европейских Кубках с итальянским «Интером», где были в те годы великие Суарес и Факетти, тот же Стрельцов признавал, что все, кроме него и Воронина, уступали итальянцам в технике.
В то же время, Валерий никогда не чурался черновой работы и исполнял ее так, что превращал как бы в свой бенефис.