Утомленные вином

В 9 часов утра 10 ноября Ататюрк в последний раз открыл ставшие удивительно голубыми в последние мгновения его жизни глаза и обвел долгим прощальным взглядом стоявших около его кровати людей. Он хотел что-то сказать, но так и не смог. Его голова бессильно опрокинулась на подушку, и он закрыл глаза.

На этот раз уже навсегда. Ровно в 9 часов 5 минут маршал Гази Мустафа Кемаль-паша Ататюрк умер, и Кылыч Али остановил часы.

Они и по сей день стоят в той самой комнате, где встретил свою смерть никем, кроме нее, не побежденный первый солдат республики. Впрочем, по большому счету он победил и ее, воплотившись в тысячи дел и миллионы турок, и по сей день помнящих и почитающих человека, которому обязаны своей жизнью.

Много лет назад Кемаль сказал на борту «Бандырмы» сопровождавшим его Арифу и Рефету:

— То, что нам предстоит сделать, больше чем революция. Революции меняют те государства, которые существуют. Турции пока еще нет, но она обязательно будет и займет свое достойное место в мире…

И только что навеки успокоившийся человек сдержал данное им слово. Неотрывно смотревший на кровать, где только что попрощался с жизнью главный солдат республики, его секретарь Хасан Риза Сойяк негромко сказал:

— Смотрите, как уходит эпоха…

Салих Бозок кивнул и вышел из комнаты. Он зашел в небольшой кабинет, достал из кармана пистолет и выстрелил себе в сердце. В самый последний момент его рука дрогнула, и он остался жив…

Хасан Сойяк был прав: с Ататюрком ушла целая эпоха. Эпоха сомнений, ошибок, борьбы, страданий и крови.

Да, в его слишком раннем уходе, наверное, была и его собственная вина, слишком уж беспорядочную жизнь он вел, и слишком велика была его зависимость от так любимой им ракы. Но в каких единицах высчитать нанесенный его некогда могучему организму вред тем нечеловеческим напряжением, в котором он пребывал в течение многих лет?

И как еще можно было расслабиться на Сакарье или на тех же Проливах, где грозила грянуть Вторая мировая война? Конечно, в тяге к вину и женщинам при желании можно увидеть и распущенность, и слабовольность, и пороки, которых так боялась его любимая мать.

Но ведь давно уже доказано психологами, что все те излишества, какими отличался Ататюрк, являются у людей такой судьбы отнюдь не пороком, а своеобразной отдушиной, позволяющей им хоть как-то снять то нечеловеческое напряжение, в каком они пребывали целыми десятилетиями.

Ю. Цеденбал: «Прости меня, непутевого…»

В 1940 году двадцатишестилетний Юмжайгиин Цеденбал приехал в Москву вместе с правителем Монголии маршалом Хорлогийном Чойбалсаном.

После официальной встречи гостей пригласили на ужин.

— Товарища Чойбалсана, — сказал Сталин, — мы хорошо знаем. Это наш проверенный друг. А вот товарищ Цеденбал — человек новый.

И Сталин знал, что говорил.

Чойбалсан был его последовательным сторонником и членом ВКП (б).

Воспользовавшись тем, что глава Монголии Пэлжидийн Гэндэн утратил доверие Сталина из-за того, что отказался провести массовые репрессии против монахов и форсировать введение централизованной экономики, Чойбалсан содействовал его отстранению от власти.

Гэндэн был арестован и отправлен в СССР, где в 1937 году был расстрелян.

Став в 1936 году министром внутренних дел, Чойбалсан получил, по сути дела, дикаторские полномочия и провёл массовые репрессии, уничтожив не только своих противников в партии, но и большое число бывших аристократов, монахов и простых айратов.

Сталин по достоинству оценил кровавые деяния маршала и смотрел на него как на младшего брата.

А вот Цеденбала Сталину еще только предстояло узнать.

Знакомство лучший друг всех монголов начал с того, что наполнил пять самых больших фужеров коньяком и раздал их присутствующим.

Цеденбал оправдал ожидания Сталина и выпил свой бокал до дна.

— Молодец! — похвалил Сталин. — Товарищ Цеденбал — настоящий друг. Не тргогай его, Лаврентий!

Лаврентий не тронул.

Имя «настоящего преданного друга» не было забыто советским руководством, который уже несколько был генеральным секретарем ЦК Монгольской народно-революционной партии.

Более того, именно его считали в Москве преемником болевшего Чойбалсана. И готовили.

Поощряли его все возраставшую алкогольную зависимость и женили на русской женщине.

Идея женить будущего лидера Монголии на русской принадлежала политическому советнику Чойбалсана Николаю Важнову.

Для этой цели он выбрал хорошо ему известную близкую родственницу своих московских соседей из рязанского города Сапожка Настю Филатову, работавшую секретарем комсомольской организации Министерства торговли СССР.

Надо заметить, что выбор он сделал удачный: Настя была выдержана не только идеологичски, но и обладала довольно властной и пробивной натурой.

В чем сам Цеденбал убедился однажды вечером, когда обнимал Настю на скамейке парка.

В самый неподходящий момент появился милиционер и, пристыдив парочку непотребным поведением, потребовал документы.

И вот тут Настя явила себя в полной красе. Не стеняясь в выражениях и грозя несчастному постовому страшными карами, она в буквальном смысле прогнала его.