Утомленные вином

«Этапирование» на лечение высокопоставленного больного происходило следующим образом.

Его приглашали поехать на какое-либо мероприятие. За ним заезжал кто-то из коллег, и за беседой приговорённый к трезвости не замечал, как оказывался на территории больницы.

Здесь ему объявляли, что есть мнение, что ему нужно отдохнуть и подлечиться, передавали с рук на руки медперсоналу.

Так было обычно. Тихо и, можно сказать, почти по-домашнему. Без лишней огласки. И никто из кремлёвских ветеранов не смог вспомнить другого случая, когда бы решение о принудительном лечении столь известного человека принималось на Секретариате ЦК.

Возникает естественный вопрос, как же писатель с мировым именем дошел до такой жизни?

Прежде чем попытаться ответить на этот вопрос, давайте проведем любопытное исследование.

Свой знаменитый роман «Тихий Дон» Шолохов писал с 1928 по 1940 год. За это время он создал все четыре книги одного из самых выдающихся произведений мирововй литературы.

Были еще и «Донские рассказы» и незаконченный роман «Они сражались за Родину», но они не идут ни в какое сравнение с «Тихим Доном».

За последующие после второго тома «Поднятой целины» 25 лет (!) писатель больше ничего не написал.

Почему? Только потому, что вложил весь свой недюжинный талант в «Тихий Дон» и понимал, что ничего более значимого он уже не создаст, а хуже не хотел?

Вполне возможно, что и так. Но вряд ли можно сомневаться, что были и другие причины. Главной из них было полное отсутствие свободы слова, и писатель не мог не понимать: то, что однажды удалось с «Тихим Доном», повторить при развитом социализме было невозможно.

Ведь чтобы там не говорили о «Тихом Доне» но роман это убедительно доказывает, что революция казачеству была не нужна и кроме страшных испытаний, она ему ничего не дала.

Так оно и было, и именно поэтому Лев Бронштейн, Владимир Ульянов и Йешуа-Соломон-Янкель Гаухманн (Свердлов) решили уничтожить казачество как класс.

24 января 1919 года вышла сатанинская по запредельной жестокости секретная директива Оргбюро ЦК РКП (б), положившая начало геноциду казачества на государственном уровне.

«Казаки, — говорилось в директиве ЦК РКП, — единственная часть русской нации, Которая способна к самоорганизации. Поэтому они должны быть уничтожены поголовно.

Они своего рода зоологическая среда, и не более того. Очистительное пламя должно пройти по всему Дону и на всех них навести страх и почти религиозный ужас. Пусть последние их остатки, словно евангельские свиньи, будут сброшены в Черное Море.

Ко всем ответственным товарищам, работающим в казачьих районах: Учитывая опыт года гражданской войны с казачеством необходимо, признать единственно правильным самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления. Никакие компромиссы, никакая половинчатость пути недопустимы.

Необходимо провести массовый террор, направленный против богатых казаков, истребить их поголовно, провести массовый беспощадный террор вообще по отношению ко всем казакам, принимавшим какое-либо участие в борьбе с Советской властью».

О зверствах большевиков на родном Дону Шолохов знал непонаслышке, поскольку сам «комиссарил» во главе продовольственного отряда.

В 1921 году Шолохов попал в плен к Махно и его допрашивал сам Нестор Иванович.

Сложно сказать, почему, но он отпустил будущего классика мировой литературы.

Шолохову удалось избежать расстрела еще раз, когда его приговорили к высшей мере за превышение власти.

В 17 лет он приехал в Москву, где получил хлебную должность счетовода в жилуправлении и жилплощадь в Георгиевском переулке.

О своей «героической» молодости сам Шолохов никогда не вспоминал. Более того, как говорили знавшие его люди, он переживал за свое поведение и заливал свои переживания вином.

Более того, он весьма нелицеприятно высказывался о кровавой политики большевиков на Дону.

Понятно, что многим подобное поведение писателя не нравилось.

«Из-за этой своей прямоты и принципиальности, — говорила его дочь, — он всю жизнь как по лезвию ножа ходил.

Так, папа резко выступил против пыток на допросах в НКВД, когда людей заставляли себя оговаривать. Писал об этом Сталину».

Кончилась вся эта эпопея тем, чем должна была кончиться.

«В ответ, — рассказывала дочь писателя, — состряпали дело на самого Шолохова. Якобы отец контрреволюционер и готовит восстание казаков. Его должны были арестовать в Вёшенской, а по дороге на станцию Миллерово расстрелять „при попытке к бегству“».

«Руководители ростовского НКВД — Гречухин и Коган, — рассказывала дочь ростовского чекиста И. Погорелова Алина Ивановна, — заявили, что это задание лично Ежова и Сталина.

Папа не поверил и всё рассказал Шолохову. И они порознь отправились в Москву. Шолохов через помощника Сталина Поскрёбышева передал вождю записку: „Тов. Сталин, приехал к вам с большой нуждой. Примите меня на несколько минут. Очень прошу“».

Их, действительно, приняли. Сохранилась запись в журнале Поскрёбышева, согласно которой 31 октября 1938 года Погорелов и Шолохов вошли в кабинет Сталина и находились там целых три часа.