Утопия на марше. История Коминтерна в лицах

Вынужденный под давлением Сталина опровергать общеизвестные факты вроде сокрытия политического завещания Ленина, Троцкий выглядел трусом и лжецом. Один из его рядовых сторонников восклицал: «Это ужас, просто ужас! Непонятно, зачем Лев Давидович это сделал. Ведь таким письмом он голову на плаху положил»[1024]. Можно не сомневаться в том, что данное мнение разделяли его сторонники в зарубежных компартиях. В очередной раз уклонившись от столкновения на проигрышной позиции, главный оппозиционер лишь на какой-то момент приостановил собственное движение вниз. Это прекрасно видел Сталин: «Своим ответом на книгу Истмена Троцкий предопределил свою судьбу, т. е. спас себя»[1025].

Троцкий на удивление равнодушно отнесся к разгрому «ленинградской оппозиции» на XIV съезде ВКП(б) в декабре 1925 года, хотя и отдавал себе отчет в том, что методы борьбы с ней не имели ничего общего с внутрипартийной демократией. В тот момент «обезоруженный пророк» пошел на контакт со Сталиным и Бухариным, которые, в свою очередь, выражали готовность к примирению для того, чтобы не допустить его блока с остатками зиновьевцев[1026]. Троцкий получил разрешение «русской делегации» выступить против только что вышедшей книги Зиновьева под названием «Ленинизм»: «Так как в книге т. Зиновьева, которая ныне издается на иностранных языках, заключается полемика против меня — полемика, которую я считаю совершенно несостоятельной и компрометирующей теоретический уровень нашей партии, — то я прошу разрешить мне выступить с антикритикой также и на иностранных языках. Рукопись своей работы я до публикации представлю нашей делегации [в Коминтерне] или Политбюро»[1027].

^{После поражения зиновьевской оппозиции Троцкий решил включиться в спор о том, чья интерпретация ленинских идей является единственно верной}

^{Письмо Л. Д. Троцкого О. А. Пятницкому}

^{4 февраля 1926}

^{[РГАСПИ. Ф. 508. Оп. 1. Д. 106. Л. 1]}

Не расстался с надеждой на примирение Троцкий и после заседания Политбюро 18 марта 1926 года, когда фракция большинства, устраняя Зиновьева с поста председателя Ленсовета, действовала максимально жестко. Наш герой попытался подняться над схваткой, настаивая на необходимости исправления внутрипартийного режима в целом: «Тов. Сталин совершенно прав был в той части речи, когда говорил, что победа над ленинградской оппозицией была обеспечена не только давлением центрального аппарата, но и благодаря стремлению ленинградских партийцев освободиться от чрезмерного зажима местного аппарата. Правильно! Но что, если окажется, что они попали из огня да в полымя? Разве нынешний режим в Москве позволяет думать, что новый режим в Ленинграде будет мягче?» Троцкий осуждал и саму оппозицию, и методы борьбы с ней, подчеркивая, что они неизбежно приведут «к принижению и к сужению идейной верхушки. А что значит это сужение? Оно означает неизбежное усиление аппаратных методов. Почему? Потому что недостаток силы убеждения приходится возмещать принуждением»[1028].

Уже на следующий день он предлагал Бухарину встретиться и подумать о разрешении кризиса: «Хотя из вчерашнего заседания Политбюро мне стало совершенно ясно, что в Политбюро окончательно определилась линия на дальнейший зажим, со всеми вытекающими отсюда последствиями для партии, но я не хочу отказаться еще от одной попытки объяснения, тем более что Вы сами мне предложили переговорить о создавшемся положении»[1029]. Одновременно Троцкий присматривался и к зиновьевцам, презрение к которым не скрывал ни до, ни после XIV съезда. Для фракции большинства в Политбюро уже в апреле 1926 года было очевидно, что Пятаков и Троцкий «делают попытку повести за собой Каменева — Зиновьева в борьбе за власть»[1030]. Сплочение оппозиционных сил в руководстве ВКП(б) против фракции Сталина являлось только вопросом времени.

4.6. Во главе объединенной оппозиции