Утраченное искусство бега. Путешествие в забытую сущность человеческого движения

«Приведу тебе один пример, – сказал Сэм со своим сильным итальянским акцентом. – Как-то я тестировал группу спортсменов, которые занимались на велотренажере. Некоторым из них я выводил на экране названия цветов – зеленый, красный, синий и т. д. – и просил определить цвет, которым были написаны эти слова. То есть если слово „красный” было написано синим цветом, то они должны были выбрать синий.

Проблема, – сказал он, – в том, что когда читаешь слово „красный”, написанное синим цветом, то машинально хочется нажать на красный. Чтобы это предотвратить, приходится сознательно себя останавливать. В итоге спортсмены, которые выполняли это задание, уставали гораздо быстрее тех, кто просто крутил педали.

То же самое происходит, когда ты просишь спортсменов сосредоточиться на своих движениях. Так как это требует большого умственного труда, особенно когда они пытаются изменить то, что обычно делают на автомате, то им кажется, что это требует от них дополнительных усилий – помимо тех, которые они прикладывают для самого бега.

Тут-то на помощь и приходит наука, – продолжал Сэм. – Она предсказывает, что нам должно становиться тяжелее, когда мы пытаемся осознанно контролировать собственные движения. С другой стороны, мы знаем, что со временем становится легче. Мы находим новые стратегии, которые становятся автоматическими, и нашему сознанию больше не приходится столь тщательно все контролировать. Так, например, в эксперименте с велотренажерами спустя какое-то время спортсмены стали находить разные способы справиться с поставленной задачей – например, щурились, чтобы было видно только цвет надписи, – в результате чего им приходилось прикладывать меньше усилий.

Происходит процесс обучения. В некотором смысле это похоже на обучение кого-то новому навыку, например игре в теннис, только в твоем случае ты на самом деле имеешь дело с людьми, которым также приходится перебарывать свой многолетний опыт бега в совершенно другом стиле».

Постепенно у меня начала складываться общая картина: чем активнее мы использовали новые движения, тем более машинальными они становились. А если эти движения были эффективнее тех, что мы делали прежде, то со временем снижались не только воспринимаемые, но и фактические энергозатраты. От нас лишь требовалось перетерпеть неизбежные первоначальные трудности, связанные с кажущимся увеличением затрачиваемых усилий в процессе усвоения новых движений.

Лично мне это казалось чем-то удивительным. Многие из нас действительно умеют бегать, и в простоте бега заключается одновременно и его красота, и самая большая проблема.

Я же стремился раскрыть секреты того, как мы бегали десять тысяч лет назад, когда были охотниками-собирателями. Мне хотелось, чтобы в своем беге люди использовали то, чем наградила их мать-природа, сделав более приспособленными для выполнения стоящих перед ними задач, а не просто более выносливыми. Причем теперь я был убежден, что ключ к разгадке скорее в нашем программном[12], а не аппаратном обеспечении[13]. Если донести до бегуна эту идею, а также то, какие трудности ему понадобится преодолеть, включая изначально кажущееся увеличение затрачиваемых усилий, то ему будет гораздо проще справиться с ними. Он должен понять, что воспринимаемая нагрузка увеличивается из-за того, что он пытается изменить свою норму, задействовав в этом процессе свое сознание, и со временем, когда организм подстроится под новые движения, ему станет намного легче их выполнять.

Я покинул Сэма убежденным, что если нам удастся убедить свой разум в необходимости изменить привычные движения и не отступить от поставленной цели, несмотря на первоначальные трудности, то изменение нашего программного кода может стать тем самым заветным ключом к аппаратным изменениям, которых мы хотим добиться.

В своих поисках я пришел к выводу, что зачастую мы учимся на крайностях. Проведя столько времени в удушающей жаре джунглей, я решил, что в своей следующей поездке сменю раскаленную сковороду на морозильную камеру.

Северный полярный круг, Швеция

Я услышал, как моя нога дважды хрустнула, когда мы рухнули на землю. Оставшись наедине со своей болью, я сплюнул заполнившую рот желчь и замер, оценивая повреждения. Я представил, как моя израненная и покореженная конечность покоится под тяжестью давящей груды льда. Меня трясло. То ли от холода, то ли от шока. Я знал лишь то, что пора выбираться. Высвободив руки, я начал копать.