Утраченное искусство воспитания. Чему древние культуры могут научить современных родителей

К рождению Рози наша жизнь выглядела идеальной. Мы с Мэттом наконец накопили достаточно, чтобы купить квартиру, и она казалась прекрасной. Отсюда открывался впечатляющий вид на залив Сан-Франциско, а если туман был не слишком густым, можно было наблюдать восходы над холмами Ист-Бэй. К тому же квартира была, как сказала бы Златовласка, не слишком маленькой и не слишком большой. В ней было как раз достаточно места для детской. Еще до появления Рози я украсила стены большими желтыми совами и розовыми буквами, что складывались в имя «Розмари».

Мэтт и я смогли взять оплачиваемый отпуск, чтобы побыть с нашей новорожденной девочкой. Мы считали, что нам повезло. Мы были счастливы.

Первые 6 недель жизни Рози прошли без сучка и задоринки. Мэтт готовил мне бутерброды с арахисовым маслом и джемом, пока я училась кормить грудью. Рози много плакала. Но мы с Мэттом чередовались, чтобы обнять ее и успокоить, и у нас 10 дней гостила моя сестра, что было чудесно.

Затем Мэтт вернулся на работу. И наш мир опасно изменился.

С 8 утра до 6 вечера, то есть примерно по 10 часов в день, в квартире находились только я, овчарка Манго и вечно недовольная, страдающая коликами Рози. День за днем. Час за часом. Минута за минутой. Время ползло невыносимо медленно. Что, чёрт возьми, прикажете нам делать весь день? И как же заставить этого ребенка вздремнуть, чтобы я могла хоть немного передохнуть сама?

Иногда я включала радио, просто чтобы услышать человеческий голос. И время от времени, если оставались силы, я прыгала в такси и неслась на другой конец города в группу поддержки кормящих матерей. Как-то днем ко мне на минутку заскочила подруга по колледжу и принесла обед. Ну и всё. В остальном я была одна, а наша идеальная квартира превратилась в необитаемый остров. Каждый раз, когда Рози плакала, беспокоилась и верещала, я была единственной, кто брал ее на руки, обнимал и успокаивал. Я кормила ее, утешала, любила. Я была всем ее миром. А она постепенно становилась всем моим.

На бумаге подобные близкие отношения выглядят красивыми, гармоничными и похожими на сбывшуюся мечту. Примерно так я себе это и представляла. И разумеется, именно так это выглядело на фотографиях друзей в Facebook. Мирное блаженство декрета.

Но на практике у подобного уединения имелась и темная сторона. К третьему месяцу я чувствовала себя изможденной до мозга костей. В среднем я спала самое большее по 3–4 часа за ночь, потому что не могла заставить Рози спать дольше. Измождение – это значит, что у меня больше не было сил делать что-либо, кроме как поддерживать жизнь в этом крошечном человеке. Я больше не писала и не читала о науке. Не ходила в походы, не готовила ужин. Только ощущала день за днем, как меня постепенно оставляет чувство собственного «я».

В конце концов я впала в депрессию. И понимала, что мне нужна помощь. Но найти ее было очень трудно. Месяцами я звонила врачам и психотерапевтам, пока наконец не повезло. Я нашла психиатра, готовую принять нашу страховку и имевшую свободное место в расписании. К 6-месячному дню рождения Рози я принимала антидепрессант и встречалась с терапевтом каждую неделю.

– Вам нужна помощь с Рози, – сказала она однажды. – Вы можете нанять няню? Можете выйти на работу пораньше? Вам нужна помощь.

И затем мне повезло – снова. Мы смогли нанять няню. И оплачивать перелеты моей мамы, чтобы она регулярно нас навещала. Но Рози всё равно оставалась привязанной почти исключительно ко мне (а со временем, после стресса и криков, еще к Мэтту и няне). Я боролась с депрессией несколько лет.

Я всегда винила в этой болезни себя – за то, что по какой-то причине не могла справиться с жизнью молодой мамы. У меня был груз непрожитых детских травм, с которыми я не разобралась. Я не искала общения сразу после рождения Рози. И не выбрала оптимальную стратегию ухода за младенцем. Или у меня вообще «генетический сбой», или какой-то другой вид наследственной предрасположенности к депрессии.

Но, посещая семьи хадзабе, я начала понимать, что проблема была вовсе не во мне. Никоим образом.

* * *

Около миллиона лет назад в Африке происходило нечто экстраординарное. Появился некий вид странно выглядящих обезьян, которые в процессе эволюции приобрели замечательные способности.

Дело было не только в том, что эти обезьяны могли ходить на двух ногах (к этому были приспособлены и некоторые другие виды). И даже не в том, что они смогли придумать и изготовить впечатляющий набор инструментов в виде ножей и топоров. В этом они тоже не были одиноки. Конечно, их головной мозг был большим, но опять же – ничего уникального.