С сентября 1939 года война успела изменить все. Британия выработала собственную политику и процедуры по отношению к «иностранцам из недружественной страны», и гражданство оказалось важнее еврейского происхождения или политических симпатий. 6 ноября 1939 года Гуго и Эдит вызвали на собеседование в трибунал по делам иностранцев. Никаких записей не сохранилось, но могу вообразить, как в приемной, ожидая вызова, они сидят в своей лучшей одежде: Гуго в элегантном черном костюме и белой рубашке, в которой он фотографировался на пляже в Дувре, и Эдит в черном пальто с каракулевым воротником.
Я не сомневалась, что они принесли с собой альбом с фотографиями кафе «У Шиндлеров», чтобы подтвердить свое доброе имя и намерение открыть кафе. Создание альбома Гуго поручил профессиональному фотографу, который снял само кафе, штаб-квартиру на Андреас-Гофер-штрассе и фабрику по производству варенья. Он наклеил снимки на толстые черные страницы альбома и контрастными белыми чернилами под каждым сделал пояснительные надписи на английском и немецком языках.
Туда же Гуго вклеил и свои драгоценные рекомендательные письма. Одно было от англичанина, который в 1937 году пробовал бренди С. Шиндлера; впечатление оказалось столь сильным, что этот житель лондонского района Бермондси признавался, что лучше он ничего никогда не пил, и спрашивал, продается ли этот бренди в Англии. Другое письмо было от австрийца, который год проработал в кондитерской у Гуго, а в тридцатые годы перебрался в Англию. Он ручался за порядочность Гуго, гарантировал, что его бизнес соответствует самым высоким стандартам, а его обращение со служащими «может служить примером для других».
Третье, еще более ценное письмо было от прославленной (но, увы, сейчас уже несуществующей) туристической компании Thomas Cook. Оно было написано 4 ноября 1939 года, за два дня до собеседования, подтверждало, что компания неоднократно рекомендовала кафе «У Шиндлеров» своим клиентам, и особенно подчеркивало, что Шиндлеры – хорошие работодатели.
Да, усилий было приложено немало, но я все-таки думаю, что члены трибунала не слишком заинтересовались бизнес-планами Гуго и Эдит. Собеседование было, скорее всего, чистой формальностью. У ста двадцати трибуналов и без того дел было по горло: они сумели заслушать все 73 800 «иностранцев из недружественной страны», проживавших в Британии. Трибунал больше интересовали причины переезда в Англию и политические пристрастия. Могу себе представить, как его члены сухо замечают, что кафе, где продается «вражеская еда», да еще и названная на немецкий манер, скорее всего, будет непопулярно в теперешней обстановке.
После собеседования трибунал классифицировал Гуго как «иностранца категории Б»: таких нельзя было интернировать, но на них распространялись некоторые ограничения, а вот Эдит была отнесена к «категории C», и ей предоставлялась полная свобода. Чтобы получить эту категорию, беженцы должны были представить характеристики и доказать, что они связали свою судьбу с Британией. Возможно, что на руку Эдит сыграли ее пол и более долгое пребывание в стране. Обоим удалось отвертеться от «категории А», оставленной для самых опасных людей, которые могли оказывать помощь врагу или подрывать обороноспособность Соединенного Королевства, а следовательно, подлежали немедленному интернированию.
В январе 1940 года Курт перешел в новую школу, и она понравилась ему больше, чем та, первая, в Кенте. Он стал учеником Хэрроу, одной из лучших английских частных школ для мальчиков, на северо-западе Лондона. Она была расположена по соседству, потому что вся семья – Гуго, Эдит и ее родители – жили теперь в доме № 96 по Хэрроу-стрит, в квартире, которую им предложили как беженцам, о чем сообщалось в газете Old Harrovian.
В Хэрроу Курту было гораздо лучше. На фотографиях широко улыбается довольный жизнью четырнадцатилетний юноша, одетый то в школьную форму Хэрроу, цилиндр и фрак, и с мамой под руку, то в белую форму для крикета, то на пикнике с родителями, бабушкой и дедушкой Ротами. Судя по этим снимкам, еврейский мальчик, родившийся в Тироле и говоривший по-немецки, сделался примерным учеником английской частной школы, хотя правила крикета так и остались для него китайской грамотой. Авторы маленькой синей брошюры наверняка были бы довольны.
Эдит была очень чувствительна к вопросам статуса, ведь в те времена государство не обеспечивало всем бесплатного среднего образования. Она выбрала Хэрроу не только из-за удобного расположения, но и, без сомнения, из-за тех связей, которые, как она думала, Курт мог там приобрести. Курт руководствовался тем же самым принципом, когда потом выбирал школы для сестры Софии и меня. В престижной школе Курт пробыл недолго. Он проучился в Хэрроу один семестр, а потом Эдит забрала его оттуда.