Утраченное кафе «У Шиндлеров»

В пригородном районе Северного Лондона моему двоюродному деду Эриху интернирования удалось избежать. Однако его неважное здоровье принесло свои последствия. В 1941 году он скончался от сердечного приступа, хотя Грета приписывала его смерть более поэтической причине: тоске по своему дому и родному Тиролю, который он очень любил.

На похороны Эриха собрались все Шиндлеры, и из беседы Петера с Гретой Гофрайтер, состоявшейся в 2011 году, я с удивлением узнала, что там он впервые увидел Гуго, прибывшего в Англию еще в мае 1939 года. Из-за чего случился этот разрыв в отношениях братьев? Девяносточетырехлетняя Герти Майер, подруга Греты, проживавшая в Инсбруке, в 2019 году говорила мне, что они перестали общаться, но не знала почему.

Насколько я поняла, изучая документы, причин было две, и притом взаимосвязанных: споры из-за денег и споры о Софии, Марте и Зигфриде, которые оказались в австрийской западне. Возможно, Гуго винил Эриха в том, что он оставил там мать, сестру и зятя. Это было несправедливо: ведь сам Гуго пять месяцев назад поступил точно так же.

Сомневаюсь, изменилось бы что-нибудь, останься Эрих дома. Визы выдавались в индивидуальном порядке, и нередко случалось, что одним членам семьи их выдавали, а другим отказывали; и даже если Эрих подумывал о том, чтобы остаться, София, скорее всего, настояла бы на его отъезде. Значит, мотив для разрыва остается один – денежный. Если Гуго что-то зарабатывал (или, возможно, сумел перевести деньги на Эдит перед отъездом из Австрии), а Эдит хвасталась этим перед знакомыми, досада возникла не на пустом месте.

Грета – настолько моложе Эриха, что у нее была впереди еще вся жизнь, – повторно вышла замуж почти сразу же после смерти Эриха, взяла английскую фамилию своего мужа, Трей, и, можно сказать, отряхнулась от всего связанного с Австрией. Так же поступил ее сын, Петер. Как только двоюродному брату Курта сравнялось шестнадцать лет, его отправили работать клерком.

Курт пошел другим путем. С помощью заочных курсов Питмана он сумел сдать выпускные экзамены и в 1942 году получил аттестат о среднем образовании. Несмотря на все свои перемещения в те годы, знаний отцу хватило, чтобы в октябре 1942 года поступить в оксфордский колледж Иисуса, где он начал изучать химию. Наверное, особенно обрадовалась Эдит, ведь Оксфорд и Кембридж были и остаются для британцев показателем высокого социального статуса. Правда, как следует разобравшись, я поняла, что Курт проучился в Оксфорде всего год и в 1943 году был отчислен без получения степени. Почему, я точно не знаю.

В различных документах, которые завалялись среди бумаг Курта после его смерти, я прочитала, что Курт объяснял свое отчисление тем, что он был против «привлечения к военным работам». Оксфордский архивист, к которому я обратилась за помощью, подтвердил, что такие секретные работы оксфордские химики действительно вели, только вряд ли в них участвовал бы первокурсник; хотя, конечно, большинство беженцев рвались помочь Британии в ее борьбе против нацизма: они прекрасно понимали, что их ждало бы в случае победы Германии.

Однажды я поднажала, и Курт признался мне, что просто не справился с учебной программой. Вот это наиболее вероятно. Ему было всего восемнадцать лет, и несистематическое школьное образование не дало получить диплом. Потом, во взрослой жизни, это не помешало Курту хвалиться, как он «ходил в Хэрроу» и «веселился в Оксфорде», умалчивая о том, что и там и там он долго не задержался. Наверное, и университетскими дипломами дочерей он гордился потому, что очень стеснялся такой правды о себе. Они-то сделали то, чего не смог он.

В июне 1943 года восемнадцатилетний Курт стал призывником. Многие молодые еврейские беженцы его возраста горели желанием помочь союзникам сокрушить немцев. Для этого они, как правило, вступали в Пионерский корпус; в начале войны это было единственное подразделение, принимавшее в свои ряды «иностранцев из недружественных стран». К концу войны в него вступил каждый седьмой еврейский беженец, но только не Курт.

Родители же его, насколько я могу судить, после эпизода с островом Мэн тихо и спокойно переживали войну, обходясь весьма скромными средствами, и внимательно следили за тем, что происходило в Европе. Гуго работал, насколько позволяли ограничения военного времени и содержание маленькой синей брошюры. Потом я узнала, что он был в Лондоне помощником пекаря и кондитера. Представляю себе, как стоически мой дедушка принял этот удар судьбы и как переживала бабушка из-за такого обрушения социального статуса.

43. Фабрика по производству варенья до бомбардировки. На переднем плане у машины стоит Гуго

44. Фабрика после прямого попадания