Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала

Исламский мистицизм полностью сосредоточился на Коране. Джафар ас-Садик (ум. 765), прапраправнук Пророка Мухаммеда, почитался шиитами как истинный лидер уммы, однако создал систему мистической экзегезы, ставшую ключевой и для мистицизма суфиев. Разработанные им техники медитации позволяли его ученикам нащупать скрытую (батин) мудрость в каждом стихе Корана: эта духовность была призвана не заменить собой, но, скорее, подкрепить буквальную экзегезу таких ученых, как Табари. Джафар называл этот процесс тавиль («вознесение обратно»), поскольку толкователь получал возможность услышать Коран таким, как звучит он в небесных сферах. Генри Корбин, историк иранского суфизма, сравнивает тавиль с многоголосием в музыке: слыша человеческие слова на арабском языке, истолкователь в то же время интуитивно воспринимает божественную сущность Корана. Вслушиваясь (сама) таким образом, экзегет «выключает» свои критические способности и осознает таинственное и грозное молчание, окружающее слова писания, остро ощущая в этот миг, какая пропасть отделяет нашу идею Бога от неизреченной реальности[1189].

Шиизм подогревало острое беспокойство о передаче Корана. Поскольку текст Корана, как мы уже видели, проблематичен, шииты полагали, что для его истолкования необходимо пророческое вдохновение[1190]. Они рассказывали, что эзотерическое знание (ильм) Корана Мухаммед передал своему двоюродному брату и зятю Али, а затем его получал каждый из потомков Али, как его сын и наследник. Лидер уммы должен обладать этим особым знанием: это позволит ему применять Коран к текущему времени и обстоятельствам[1191]. Шииты доказывали, что сам Коран свидетельствует о необходимости имамата в стихах, обращенных к семье Пророка, ахл аль-бейт, и в упоминаниях об имаме, который должен руководить уммой[1192]. В мистическом стихе, описывающем Бога как свет миру, «питаемый благословенным масличным древом», под масличным древом они понимали имамов[1193]. Обычные мусульмане понимают лишь ясное, очевидное значение Корана, и только имамы, обладающие особым знанием, способны различить скрытое значение каждого коранического стиха[1194].

После смерти Джафара в шиизме возник раскол. Большинство шиитов почитали династию из двенадцати имамов, преемников Али. Власть Аббасидов клонилась к упадку, имамы представляли для них угрозу, поэтому Десятый и Одиннадцатый имамы были брошены в тюрьму и, возможно, отравлены; но Двенадцатый имам просто исчез. Рассказывали, что Бог таинственно сокрыл его, спрятал в некоем «тайном месте», но он вернется незадолго до Страшного Суда, чтобы установить царство справедливости. Другие шииты, однако, верили, что династия Али закончилась на Исмаиле, старшем сыне Джафара, умершем прежде своего отца; в отличие от «двенадцатеричных» шиитов, «исмаилиты» не признавали легитимности второго сына Джафара.

Абу Якуба аль-Сиджистани (ум. 971), видного исмаилитского мыслителя, смущал антропоморфический язык, применяемый к Богу в Коране, так что он разработал диалектическое упражнение, которое помогало читателю осознать трансцендентность Бога, наглядно показывая, как спотыкается и насколько неадекватным становится язык, пытаясь говорить о Божестве. Начиналось оно с описания Бога в негативных терминах: Бог есть скорее не-существо, чем существо, он скорее не-невежествен, чем мудр. Но это оставляет нас с одними сухими абстракциями, так что необходимо отрицать и отрицание: Бог «не-не-невежествен», он есть «не-не-существо».

Суфийский тавиль был менее сосредоточен на истории, но также укоренен в Коране. Суфии стремились испытать нечто подобное тому, что чувствовал Пророк, когда получал коранические откровения, поэтому искали в стихах Корана скрытые (батин) смыслы, способные пролить свет на внутреннее состояние Мухаммеда. Подчеркивая милость и любовь Бога, а не его суровый суд, они разработали практики, позволяющие всем – не только элите мистиков – пережить осознание трансцендентного. Самой популярной из этих практик стал дхикр, общее «напоминание» о присутствии Бога, достигавшееся тем, что участники распевали имя Аллаха, как мантру. Монотонный повторяющийся ритм этого упражнения, вместе с физическими отзвуками пения в теле, останавливал рассудок с его рационалистическими привычками и помогал участникам открыться для иного состояния сознания, связанного с правым мозговым полушарием. При этом участникам следовало внимательно следить за своей позой, дыханием и, вдыхая и выдыхая, сосредоточиваться на определенной части тела. Сама («слушание»), еще одна важная суфийская практика воспитания чувства трансцендентного, также включала в себя музыку и молитвенное пение.