Чжу указывал также, что обучение невозможно оторвать от привязанности к людям и участии в политической деятельности с целью установить порядок в собственном государстве и принести мир соседним. Самовоспитание – «расширение знаний» и «исследование вещей» – неизбежно ведет к практическим действиям в общественной жизни. Братья Чэн объясняли, что обучение – кумулятивный процесс, и просветление является как «внезапное высвобождение» по мере накопления какой-то критической массы. В определенный момент, учил Чжу, человек переживает «прорыв к целостному пониманию» (хуорань гуаньтун
) – то, что мы могли бы назвать мудростью правого полушария – и в этот миг резко ощущает ту «целостность всего», которую описывали Чжан Цзай и братья Чэн. Нет больше дихотомии между собой и другими, между внешним и внутренним; ты понимаешь и собственное уникальное место во «всем веществе и великом механизме» Неба-и-Земли, и твои и только твои личные обязанности, связанные с этим местом. Благодаря ли-ци феньшу этот опыт неповторим, у каждого он свой: «На определенной стадии в достижении знания… понимание наконец поднимается на ту ступень, когда человек начинает чувствовать себя как дома с собой и с миром… когда ничто в мире не кажется ему чуждым»[1256]. Вместе с ним приходит трепет перед чудной мудростью творения, сокрытой в самых обыденных вещах – чувство, по объяснению братьев Чен, соединяющее в себе физическое и эмоциональное, нравственное и рассудочное. Но Чэн И пришел к своему «прорыву», изучая «внешний» мир, ища принцип Неба в каждой травинке. Чжу, в отличие от него, настаивал, что ученики должны пережить это преображающее прозрение, погрузившись в конфуцианские писания.Чжу понимал, что процесс обучения должен быть тщательно продуман и организован: ученикам необходимо начинать с текстов попроще, а к более сложным переходить, только когда они будут достаточно подготовлены. Уже некоторое время конфуцианцы полностью сосредоточились на «Великом учении», «Учении о смысле», «Изречениях» и «Мэн-цзы» – текстах, отвечавших их жажде преображения полнее и точнее, чем Пять Классических книг. В 1190 году Чжу издал эти четыре произведения в едином томе, озаглавив его «Четыре учителя» (Си-цзи
), вместе с комментарием, где связывал эти тексты вместе и объяснял ученикам, как их читать и как с ними обращаться.«Четырех учителей», объяснял Чжу, следует читать в определенном порядке[1257]
:Хочу, чтобы прежде всего люди читали «Великое учение», дабы иметь образец; затем следует читать «Изречения», чтобы заложить основы; следующим – «Мэн-цзы», чтобы видеть, как они развивались; и следующим – «Смысл», чтобы понять более тонкие оттенки мыслей древних[1258]
.Первые две книги подчеркивали важность самовоспитания и воздействие нравственного руководства на общество в целом. «Мэн-цзы» объяснял понятия жэнь
и нравственности глубже и полнее, а «Учение о смысле», последняя книга в программе, позволяла ученикам поразмышлять над внутренней жизнью мудреца, достигаемой лишь безмерными трудами и усилиями.Помимо «Четырех учителей», начинающие изучали несколько базовых текстов. Один из них был «Размышления о том, что под рукой» – составленная самим Чжу Си антология цитат, способных помочь студентам, еще не готовым к метафизике, лучше понять процесс самовоспитания. Однако «Размышления» были поистине революционны в одном отношении: в них ни разу не упоминались ни Яо, ни Шунь, ни Ю, ни даже Князь Чжоу. Эта книга сосредоточилась на «современниках» – Чжоу Дуньи, Чжан Цзае и братьях Чэнах – чем доказывала, что мудрость достижима здесь и сейчас. Кроме того, «Начальное обучение» (Сяо-и-сюэ
) вводило студентов в мир общественных и нравственных понятий, необходимых для серьезного изучения философии, а «Очерк и краткий пересказ “Общего зеркала”» (Тунчжян Ган му) представлял собой сокращение объемной истории Сыма Цяня, из которой для лучшего ее восприятия были выпущены самые сложные и темные эпизоды. Все ученики Чжу происходили из правящего класса и готовились к государственной службе. Это требовало продуманной программы занятий, сохраняющей равновесие между чисто интеллектуальным и нравственным элементом, способной пробудить в ученике пожизненный интерес к приобретению знаний, который, как верил Чжу, совершенно необходим для службы ближним и благу государства[1259]. Овладев этими предварительными текстами, далее студенты переходили к Пяти Классикам.