Утраченные смыслы сакральных текстов. Библия, Коран, Веды, Пураны, Талмуд, Каббала

Когда был создан Адам, предполагалось, что в первый же Шаббат он узрит всю тайну Божества; но он выбрал более легкий путь и принялся медитировать на одну лишь Шхину, самую доступную сефиру. Это не только привело Адама к падению, но и оторвало Шхину от прочих сефирот, так что она оказалась изгнана из божественного мира. Но, посвятив себя задаче, которую должен был выполнить Адам, каббалисты научились созерцать тайну божества, запечатленную в Библии, которая является своего рода зашифрованным сообщением о взаимодействии сефирот. Например, Авраам, связывающий Исаака, показывает, как Суд (Дин) и Милосердие (Хесед) всегда действуют вместе, умеряя друг друга. Иосиф, получивший власть благодаря тому, что воспротивился сексуальному искушению, показал нам, что в божественной психике сдержанность (Дин) всегда уравновешивается Благостью и Состраданием. А Песнь Песней символизирует жажду гармонии и единства, от которой трепещут все уровни бытия[1245]. Таким образом, каббалисты исследовали различные уровни писания в то же время и тем же путем, каким созерцали разные «слои» божества.

«Зохар» («Книга великолепия»), приписываемая Моше де Леону, имеет форму романа, действие которого происходит во II в. н. э. В ней изображается, как Шимон бар Иохай, один из раввинов древности, странствует по Палестине и обсуждает Тору со своими спутниками. Эти беседы показывают нам, как, раскрывая значение текста слой за слоем, каббалист осознает, что тем самым поднимается к источнику бытия. Этот процесс описан аллегорически: прекрасная дева заперта в неприступном дворце, но у нее есть тайный возлюбленный, который постоянно ходит туда-сюда под окнами дворца, надеясь хоть одним глазком ее увидеть. Она может приоткрыть дверь, но лишь на секунду – и тут же скрыться. В первый раз она дала ему знак и заговорила с ним «из-за завесы, которой прикрывает слова свои, дабы приноровиться к его пониманию, чтобы он мог постепенно восходить к высотам»[1246]. Так же и каббалист должен постепенно переходить с одного уровня на другой, причем завесы будут становиться все более прозрачными, пока наконец его возлюбленная не «встанет перед ним без преград, лицом к лицу, и заговорит с ним напрямую, раскрывая все свои сокровенные тайны»[1247]. Подобно горящему нетерпением новобрачному, ему предстоит совлечь с Торы все ее одежды – библейские истории, законы, родословия:

Люди, не имеющие понимания, видят только повествования – лишь одежды; те, у кого побольше проницательности, могут различить и тело. Но истинно мудрые, те, кто служит Царю Всевышнему и стоит на горе Синай, проникают взглядом сквозь все преграды и видят душу – истинную Тору, корневой принцип всего[1248].

Поначалу Тора кажется неполной и малопонятной; только тщательная экзегеза способна раскрыть обитающую в ней божественность.

Миф Каббалы становился реальностью при помощи ритуала, принявшего форму бдений, постов и постоянного самоанализа. Но важнее всего для каббалистов было жить вместе, в товариществе, подавляя эгоизм и самомнение, ибо гнев грозил разрушить ту божественную гармонию, которую каждый из них старался выстроить в себе. Невозможно испытывать единство сефирот, будучи самому в разладе и в раздрае[1249]. Любовь между друзьями так важна для достижения экстаза в Каббале, что один из признаков успешного истолкования писания в «Зохаре» – крик радости коллег экзегета, когда они слышат божественную истину; в этот миг экзегеты обнимают и целуют друг друга, прежде чем продолжать свое мистическое путешествие. Каббала возникла как крохотное эзотерическое течение, но со временем стала массовым движением в иудаизме: ее миф оказался привлекателен даже для евреев, не обладающих мистическими дарованиями. Примерно так же, как суфизм вошел в сердце ислама, каббалистам удалось затронуть некий жизненно важный нерв в психике иудеев.

* * *

Нечто глубокое в конфуцианской психике затронули и братья Чэн, настаивавшие на том, что открыть в себе небесное сознание и стать мудрецом может каждый. Но их движение оставалось маргинальным, пока Чжу Си (1130–1200) не сумел прочно утвердить их поиск «принципа» на фундаменте писания. Его версия неоконфуцианства господствовала в китайском интеллектуальном мире вплоть до революции 1911 года.

Чжу родился в современном Аньши, образование получил дома, у своего отца, который и познакомил его с писаниями братьев Чэн. После смерти отца Чжу успешно сдал экзамены для государственных чиновников в очень раннем возрасте – в девятнадцать лет, и еще до поступления на службу изучил буддизм и даосизм. Особенно влекло его к чань-буддизму; однако он пережил обращение, убедившее его в том, что по сути он все-таки конфуцианец.