Утренняя заря

Удивляться возражению. Так как это сделалось ясным для нас (так думаем мы), то нам нечего бояться противодействий с этой стороны, и мы изумляемся тому, что видеть все ясно мы можем и, однако, не можем быть в безопасности! Это та же глупость и то же удивление, в каких оказывается муха пред оконным стеклом.

374

В каких расчетах ошибаются самые благородные. Дают кому-нибудь все свое самое лучшее, самое драгоценное, – теперь любовь уже не может ничего больше дать, но тот, кто принимает это, не считает это, конечно, своим лучшим, и, следовательно, у него нет той полной признательности, на которую рассчитывает дающий.

375

Табель о рангах. Во-первых, есть поверхностные мыслители; во-вторых, есть глубокие мыслители, те, которые стараются проникнуть в глубину вещи; в-треть-их, есть основательные мыслители, которые стараются дойти до основы вещи, а это гораздо важнее, чем спускаться только до их глубины; наконец, есть такие мыслители, которые суют голову в трясину, где нет ни глубины, ни основания!

376

Учитель и ученик. К гуманности учителя принадлежит предостерегать ученика от себя самого.

377

Уважать действительность. Можно ли смотреть без слез и без сочувствия на эту ликующую народную толпу? Прежде мы невысоко ставили предмет их ликования, и теперь мы думали бы еще так, если бы не пережили сами этого! До чего же, следовательно, может довести нас опыт! Что же такое наши мнения! Чтобы не затеряться, чтобы не потерять своего разума надобно бежать от опыта! Так бежал Платон от действительности и хотел все сущее созерцать в бледных представлениях; он был полон ощущения и знал, как легко волны ощущения поглощают рассудок. Поэтому мудрец должен ли был сказать себе: «я хочу уважать действительность, но при этом повернусь к ней спиной, потому что я знаю ее и боюсь ее»? Должен ли был он обращаться с действительностью, как африканские народы обращаются со своими князьями, приближаясь к ним задом и, в то же время, страхом обнаруживая свое уважение к ним?

378

Где нищие духом? Ах! как мне противно навязывать другому свои мысли. Как радуюсь я, когда соглашаюсь с мыслями других! Но иногда случается еще больший праздник, когда бывает возможно предоставлять в пользование другим свой духовный дом и дар, подобно духовнику, который сидит в углу, ожидая, когда придет нуждающийся в нем человек и расскажет ему о нуждах своих мыслей для того, чтобы он подал ему руку и облегчил его беспокойную душу! Он не только не хочет благодарности, он, может быть, убежал бы от нее, потому что она навязчива и не боится уединения и тишины. Он хочет жить без имени или даже преследуемый насмешками, по возможности незаметным, чтобы не возбуждать зависти и вражды, с холодной головой, но полный знания и опыта, подобно духовному врачу для бедных, который помогает то тому, то другому, чью голову расстроили мысли, и который даже не замечает, кто помог ему! Не заявлять свое право перед ним и не торжествовать перед ним свою победу, но сказать ему «да» или «нет» так, чтобы он не заметил этого, считал себя независимым в определении правды и гордо пошел вперед. Быть как бы маленьким постоялым двором, который не отказывает никому, кто нуждается в нем, и который потом забывается или служит предметом насмешек! Не захватывать себе раньше других ни лучшей пищи, ни более чистого воздуха, ни более приятного настроения, а отдавать, возвращать, делиться, становиться беднее! Быть низким, чтобы быть доступным всему и никому не быть в тягость! Любовь и вместе с тем самолюбие и самонаслаждение! Власть и вместе тем самоотречение! Лежать постоянно на солнце и знать, что кругом все растет, подымается! Вот это была бы жизнь! Тогда стоило бы жить!

379

Соблазн познания. На страстные умы один взгляд сквозь врата науки действует так сильно, точно чары всех чар, – и они становятся фантазерами, в лучших случаях – поэтами. Так сильна в человеке жажда счастья познающего!

380

Кому нужен придворный шут? Очень красивые, очень хорошие, очень могущественные почти никогда не знают полной и всем известной правды о чем-нибудь, потому что в их присутствии непроизвольно немного лгут, чувствуя их влияние, и то, что можно было бы сообщить правдиво, сообщается применительно к их влиянию, т. е. в иной форме, в иной окраске; подробности опускаются или выдумываются, а многое вовсе умалчивается. Если же эти люди захотят слышать непременно правду, то они вынуждены бывают держать придворных шутов, которые, пользуясь преимуществом глупого, не подделываются к обстоятельствам.

381