Все же уложить Фатиму в постель ей так и не удалось.
Сережка, не переставая, болтал, а Гяусар старательно подкармливала внука, все лучшие кусочки подкладывала ему.
— Дорогие мои, сегодня нет человека счастливее меня: ведь вместо одного сына у меня теперь два и дочка! Спасибо тебе, доченька, что ты не покидаешь моего сына в беде. Скорее бы только кончились наши мучения. Сейчас у нас в аулах власть всё время меняется. Но я знаю, что всё равно победят наши! И мы должны все вернуться домой, — сказала Гяусар и выжидательно посмотрела на сына и невестку.
Но Касым и Фатима ничего не ответили на это, — они сидели, опустив головы.
А Сережа, обхватив Гяусар за шею, все шептал ей что-то по-русски.
И Гяусар сказала:
— Никогда не увидят счастья те люди, которые с рождения разлучили этого ребенка с матерью!
— Ничего, мама, — ответил Касым, — придет время, мы будем жить все вместе, и тогда уж никто не сможет разлучить нас! А сейчас нам еще нельзя возвращаться домой.
Гяусар с тревогой взглянула на сына.
— Пойми, мама, я командир Красной Армии и принял присягу, поклялся служить, как воин. Я обязан бороться за победу нашей Советской власти! Вот когда скажет товарищ Ленин: «Возвращайтесь по домам!» — тогда и вернемся, — сказал Касым как-то особенно твердо и решительно.
— Да у тебя еще рана не зажила, куда же тебе ехать?! — встревожилась Гяусар.
— Не беспокойся, мама, на живом все заживет!.. — с улыбкой ответил Касым.
— А Фатима с мальчиком как же? — со слезами в голосе спросила Гяусар.
— Им тоже лучше пока туда не ехать. В Кисловодске в доме отца Фатимы устроили госпиталь. Там лечат раненых. Пусть Фатима едет туда, там поработает, — сказал Касым.
— О, аллах мой! Пока я не видела своего внука, я терпела, не знала я радости, но не знала и горя, а теперь, мне кажется, я не смогу жить без него, — плача проговорила Гяусар, прижимая к груди ребенка.
— А может быть, мама, и ты с нами поедешь в Кисловодск? — спросила вдруг Фатима.
— А как же мой дом, хозяйство в ауле? Кто все это сохранит, ведь вы же туда вернетесь?!
— Тогда делать нечего… Сегодня к нам заедет попутная арба, на ней ты, мама, поезжай домой. А их я провожу в Кисловодск и там устрою. Потом немедленно отправлюсь в отряд.
Прижав к груди раненую руку, Касым пошел к выходу. Сережа увязался за ним.
— Папа, я с тобой!
Касым ничего не ответил сыну, схватил его в охапку и прижал к груди.
ГЛАВА 10
Муслимат осталась одна в большом, крытом железом доме Бийсолтана: все слуги куда-то разбежались. Вещи по-прежнему находились на своих местах, но комнаты казались пустыми. В доме стояла гнетущая тишина. Муслимат чувствовала себя одинокой, совсем заброшенной. Хотелось заплакать, но слез не было. Она зашла в комнату Фатимы и села в кресло, стоявшее в углу. Вдруг ей послышалось, что кто-то ходит по комнатам и открывает двери. Вот подходит к комнате Фатимы, сейчас дверь распахнется… но опять все тихо… Слышно только, как тикают часы на тумбочке возле кровати. Но что ото?! Ей показалось, что узоры ковров на стенах зашевелились, задвигались!.. Муслимат испуганно вскочила и стала ходить по комнате. Потом подошла к окну и раздвинула шторы. Слабый луч солнца проник в комнату и побежал по черному роялю.
Муслимат улыбнулась. «Как хорошо играла Фатима!.. А как она пела!..» — вспомнилось ей. Она выглянула в окно и увидела, что сторожевые псы все спущены с цепи. Разлеглись на траве и греются на солнышке. Коровы стоят возле хлева и мычат. Когда был скотник, коровы были накормлены, ухожены… А где теперь этот скотник, никто не знает….
С тех пор как Зайнеб уехала куда-то, говорят, с кадием, в доме хозяйничала мать Зайнеб. А вчера и она уехала к себе домой. Надолго ли? Неизвестно. Может быть, насовсем. При ней слуги под разными предлогами отлынивали от домашних дел, а вечерами собирались и рассказывали всякие истории. Вот позавчера опять рассказывали, что хозяин собирает большое войско, решил уничтожить в Карачае большевиков всех до единого. После такой вести слуги остались на своих местах и работали до позднего вечера.
А вечером кто-то сказал: «Все это — чепуха! Бийсолтан сам не знает, куда спрятаться!» И мать Зайнеб уехала, а слуги тут же разбежались.
Были и такие слухи, что Сослан, сын Джамая, будто бы работает вместе с Лениным и идет сейчас с целой армией освобождать горцев. А Касым и Василий будто бы тоже собирают людей в помощь Сослану.
Да, многое изменилось кругом… Только вот в жизни Муслимат нет никаких перемен. Она одна сидит в огромном доме Бийсолтана и никуда не выходит. «Ну и пусть, — твердит она себе, — просижу хоть целый год дома. Не буду же я гоняться за Нанашем, не буду искать его… Начальником он теперь стал, все ему некогда…»
Джакджак, которая обычно приходила к Муслимат с весточкой от Нанаша, в эти дни тоже куда-то исчезла.
Так и сидела Муслимат одна в грустном раздумье. Но вот в дверь постучали. Вбежала одна из служанок, подружка Муслимат, и затараторила: