Утренняя звезда

— О-ох, горе мне!.. Говорят, Нанаша и его друзей опять из власти выгнали. И никто не знает, куда Нанаш скрылся. Добай опять у себя в правлении. Сожгу, кричит, весь аул! — выпалила она и тут же исчезла.

Муслимат схватилась за сердце и, зарыдав, закрыла лицо руками.

«Где Нанаш? Жив ли?.. Лучше я сама умру!..» — проносилось у нее в голове.

С тех пор как Нанаш признался ей в любви, Муслимат только и думала о нем и готова была идти за ним хоть на край света.

Но Бийсолтан и Зайнеб запретили Муслимат и думать о замужестве. А Фатима, хоть и обещала помочь, сама сбежала из дома…

Муслимат поднялась и снова выглянула в окно. У ворот стоял человек, одетый в лохмотья. Нищий. Сердце у Муслимат зашлось от жалости к несчастному. Она схватила с вешалки шубу на волчьем меху и бросила нищему. Потом собрала серую папаху Бийсолтана, сапоги, сюртук, рубаху, еще рубаху, еще и еще и снова все это бросила нищему.

И уже не могла остановиться.

Женщины, которые шли за водой, старики, шедшие на утренний намаз, все останавливались возле нищего. А сверху из окон дома Бийсолтана все летели и летели вещи: стулья, платья Зайнеб, одежда хозяина, ковры, подушки, одеяла…

— Берите, люди! Берите!.. Все это ваше! Добыто вашим трудом!.. Пусть со мной делают, что хотят! Они у нас все отняли, даже любовь!.. Берите, берите!.. — кричала Муслимат, рыдая.

Калагерий, подойди к дому, увидел, что Дугу и Джугу тянут за концы большой ковер, стараясь вырвать его один у другого. Вот и Джакджак взяла бархатное платье и приговаривает, что всю жизнь мечтала потанцевать в таком платье.

— Дай, аллах, счастья, дай счастья Муслимат, — прижимая к груди платье, говорит она.

— Люди! Остановитесь! Ведь все это отнимут у нас с кровью! — крикнул вдруг какой-то старик.

— Да ты что, не знаешь, что все это на твоей крови, твоими руками собрано!.. Бери, что можешь!.. — сказал Калагерий и схватил понравившийся ему стул. — Никогда еще в жизни не сидел я на таком важном стуле!

— Ах, аллах всемогущий! Мы ведь и не замечали раньше Муслимат. А она… оказывается какая!.. — говорили в толпе.

— Может, она умом тронулась? — с тревогой сказала Джакджак.

— Да нет, просто из терпения вышла, от горя и обиды сама не знает, что делает! — сказал Калагерий.

Каждый из собравшихся брал, что хотел, и складывал в кучу, оглядывался и ждал, что выбросит Муслимат из дома Бийсолтана. Потом люди ринулись в амбары Бийсолтана. Стали выводить коров.

Но вот на коне прискакал Добай и с ним несколько всадников.

— Ах, сволочи!.. Твари подлые!.. Несите немедленно все обратно! Сейчас нагрянет полковник со своим отрядом! В порошок сотрет всех!.. — орал Добай, размахивая кнутом.

Но остановить людей было уже невозможно.

— Тащи его с коня, кровопийцу! Много ты кнутов сломал о наши спины! С твоим домом так же расправимся!.. — воскликнул Алауган и вместе с другими людьми стащил Добая с лошади.

Добая окружили со всех сторон. Прибывшие с ним всадники куда-то исчезли. В руках у людей оказались дубины. Но Добаю удалось вытащить револьвер.

— Ни с места, твари!.. Враз всех прикончу!.. Я покажу вам, как бунтовать! — хрипел он и направил дуло на стоявшего поблизости старика Калагерия.

Кто-то из толпы ударил Добая по руке, но он успел выстрелить. Упал, как подкошенный, Калагерий. Одни из толпы бросились к Калагерию, другие — на Добая. Они старались вырвать у него револьвер, но он размахивал им и все пытался стрелять в людей. Еще раз удалось ему выстрелить, и кто-то застонал в толпе…

Вдруг послышался голос безумной Сапият:

— Отец Даяя, отец Даяя… Ты умер!..

Сапият направлялась к Добаю. А он целился в несчастную… Но откуда-то грянул выстрел, и Добай упал.

Люди на мгновение замерли. А потом все увидели Аслануку с дымящимся револьвером в руке. По дороге мчались вооруженные всадники.

2

Вместе с отрядом красногвардейцев вернулся в аул и Нанаш. Он спрыгнул с коня и подошел к раненым. Добая положили в повозку и под конвоем отправили в Баталпашинск. А Калагерия и тяжело раненную женщину повезли в больницу.

— Люди, товарищи!.. Успокойтесь! — обратился Нанаш к толпе. — Видите вы этих ребят, — сказал он, показывая рукой на прибывших с ним конников, — это люди нашей Советской власти! Это наши братья: черкесы, русские, абазины, ногайцы. Они вместе с нами освобождают наши аулы от белых банд.

— А-ах, аллах мой! Смотрите, наш мальчик — тоже Советская власть! — радостно воскликнула Джакджак, увидев своего сына Джашарбека. А Джашарбек с гордой осанкой сидел на коне и во весь рот улыбался, глядя на своих односельчан.

И Джамай увидел среди всадников своего старшего сына Амыра и тоже с гордостью стал оглядываться по сторонам, словно говоря: «Смотрите, какие у меня сыновья!»

Когда Нанаш говорил с народом, Муслимат, покрыв голову платком и низко опустив его на лоб, стояла у дверей дома Бийсолтана и не отрывала взгляда от Нанаша. Она видела, как Нанаш и Асланука запрягли в коляску самых лучших белых коней Бийсолтана и сказали женщинам, чтобы они привели Сапият и ее мать. Надели на Сапият шубу Зайнеб, вместе с матерью усадили в коляску и отправили в Екатеринодар в больницу.