Утренние колокола. Роман-хроника

«Я ненавижу его так, как кроме него ненавижу, может быть, еще только двоих или троих, – писал Фридрих Фрицу Греберу о царствующем монархе, прусском короле Фридрихе-Вильгельме, называя его „высочайшим сопляком“ и „грязным, подлым богопротивным королем“. – Я смертельно ненавижу его; и если бы я не презирал до такой степени этого подлеца,то ненавидел бы его еще больше. Наполеон был ангелом по сравнению с ним, а король ганноверский – бог, если наш король – человек. Нет времени, более изобилующего преступлениями королей, чем время с 1816 по 1830 год; почти каждый государь, царствовавший тогда, заслужил смертную казнь. Благочестивый Карл X, коварный Фердинанд VII испанский, Франц австрийский – этот автомат, способный только на то, чтобы подписывать смертные приговоры и всюду видеть карбонариев; …и отцеубийца Александр российский, так же как и его достойный брат Николай, о чудовищных злодеяниях которых излишне было бы говорить, – о, я мог бы рассказать тебе интересные истории на темы о любви государей к своим подданным. От государя я жду чего-либо хорошего только тогда, когда у него гудит в голове от пощечин, которые он получил от народа, и когда стекла в его дворце выбиты булыжниками революции.

Будь здоров.

Твой Фридрих Энгельс

».

Фридрих сам чувствовал, что мысли его приобрели огненность, а слова – силу. Этому научили его политические статьи Берне.

Мысли не умещались в письмах Греберам и Бланку. Он решил сам написать статью о многом, что сейчас билось внутри, о вчерашней своей вуппертальской жизни, о том, что он думал об этом сегодня.

Берне назвал свои статьи «Парижские письма». Фридрих – «Письма из Вупперталя».

Он послал статью конечно же в «Телеграф» Гуцкову, ставшему вождем «Молодой Германии» после смерти Берне. Фридрих рассказывал забавные подробности о жизни разных слоев вуппертальского общества. Шутя, он несколько дней назад назвал свою долину Мукерталем – долиной святош. Невежественные пиетисты следили за каждым вздохом своих прихожан в долине. И может быть, впервые Фридрих особенно ясно подумал о жизни рабочих, когда вспомнил первую экскурсию на отцовскую фабрику.

«Работа в низких помещениях, где люди вдыхают больше угольного чада и пыли, чем кислорода, и в большинстве случаев, начиная уже с шестилетнего возраста, – прямо предназначена для того, чтобы лишить их всякой силы и жизнерадостности.

…Но у богатых фабрикантов эластичная совесть, и оттого, что зачахнет одним ребенком больше или меньше, душа пиетиста еще не попадет в ад, тем более, если эта душа каждое воскресенье по два раза бывает в церкви».

Фамилию свою, в случае публикации, Фридрих просил не называть.

•

Прошла неделя, и Фридрих стал ждать письма от Гуцкова. Но письма не было.

Март кончался. Солнце подсушивало улицы, а над городом пролетали шумные стаи птиц. Фридрих спал с открытой форточкой и с удовольствием дышал легким весенним воздухом.

Как-то раз в контору вошел «его древность», консул Лейпольд.

Он посидел в кресле и вдруг засмеялся:

– А ведь оно греет, как летом! – консул кивнул на окно. – Пожалуй, через неделю пора раскрывать окна.

Почтальон по фамилии Энгельке заходил в контору перед обедом.

Он любил поболтать с Фридрихом, особенно после того, как открылось, что фамилии у них похожи.

Однажды Фридрих нарисовал его в письме Фрицу Греберу. Рисунок был в стиле народных гравюр.