– Да здравствует республика! – закричали на перронах. И праздничный этот крик подхватили сначала на вокзале, потом на площади, а дальше он понесся по всем улицам, где стояли люди.
Через несколько минут толпа уже шла по ночным улицам с факелами, распевала «Марсельезу».
Днем король Бельгии принял депутацию буржуа. Голос короля был растерянный.
– Господа, во избежание кровопролития, я сам буду рад отказаться от вверенного мне богом и судьбой трона и передать власть в руки моего народа. Я готов стать просто гражданином и вместе с вами участвовать в жизни бельгийской республики.
Депутаты ожидали окрика, готовы были настаивать, требовать расширения прав. Король сам, добровольно, предлагал им эти права.
– Но на улицах беспорядки, ваше величество. Возможны поджоги, убийства, ограбления. Кто будет усмирять народ?
– Только вы, господа.
– Ваше величество, и вы, и мы. А те, что на улицах, – это не ваши подданные, это эмигранты, от которых отказалась уже не одна страна. Вы знаете, сколько у нас здесь одних только немцев! Но вместе с вами, с вашей национальной гвардией мы наведем в стране порядок.
На следующий день королевская гвардия разогнала уличные толпы. Эмигрантов отводили в полицию под конвоем на глазах у всех.
Полицейский комиссар запретил собрания Просветительного общества рабочих. Буржуазия образовала гвардию, закупала оружие.
Демократическая ассоциация потребовала вооружить рабочих.
Маркс передал на покупку пистолетов деньги, привезенные из Голландии. Вместе с Энгельсом они печатали листовки, брошюры и тайно переправляли их в разные части Германии, в организации Союза коммунистов.
Лондонский центральный комитет передал полномочия брюссельскому.
– В этот час во главе Союза должны стоять Маркс и Энгельс, – говорил Шаппер.
Первое собрание ЦК Маркс назначил на вечер третьего марта.
За час до собрания из полиции прибыл чиновник.
В двадцать четыре часа Марксу приказывалось покинуть пределы Бельгийского королевства.
– Но мы высланы из Франции, а прусского гражданства Карл лишен давно, – растерянно говорила Женни. – Неужели придется скрываться от полиции? Как это неприятно и унизительно!
На собрание ЦК пришло несколько человек, друзей и единомышленников. Все были под угрозой ареста.
– Здесь работать невозможно. Надо ехать в Париж, образовывать новый ЦК, – сказал Энгельс. – Меня не трогают, потому что две недели назад сами же выдали паспорт.
Энгельс ушел последним. А через минуту снова постучали в дверь.
Маркс был уверен, что вернулся кто-то из друзей.
В дверях стоял помощник комиссара полиции с шестью полицейскими.
– Господин Маркс, вы арестованы, следуйте в городскую тюрьму. Мне велено произвести обыск.
Женни оставила разбросанные вещи и побежала к председателю Демократической ассоциации. Ведь как-никак Маркс был ее вице-председателем!
– Это произвол, мадам! Сейчас уже поздно, но завтра утром ваш муж будет на свободе. Я добьюсь этого! – заволновался председатель. Был поздний слякотный вечер.
– Как же вы пойдете одна? – удивился член ассоциации архивариус Жиго, который находился тут же. – Я провожу вас до дому.
Вместе они подошли к дому. У дверей стоял полицейский чиновник. Он любезно улыбнулся и приподнял шляпу.
– Госпожа Маркс? Весьма сожалею, что обстоятельства заставляют меня познакомиться с вами в столь неприятный для вас момент…
– Где мой муж? – перебила его Женни. – Вы освободили мужа?
– Да, вот именно, где Маркс? Это произвол и я требую немедленно освободить его! – подхватил Жиго.
– Успокойтесь, господа. Если вы пойдете за мной, то убедитесь, что Маркс находится в превосходных условиях.
Чиновник пригласил Женни пойти в сторону ратуши.
– И я смогу увидеть своего мужа? – спрашивала по дороге Женни.
– За этим я вас и веду, господа.
Чиновник довел их до дверей полиции и на секунду замешкался.
Едва Женни и Жиго перешагнули порог, как дверь заслонил полицейский.
– Желаю вам приятно провести время! – крикнул теперь уже насмешливо чиновник.
Женни тут же принялись допрашивать. Жиго запротестовал. На него надели наручники и увели в камеру.
– Я бросила дома троих маленьких детей! – возмущалась Женни.
– Расскажите подробно о деятельности мужа, и мы вас отпустим к детям, – говорил полицейский чин, развалившись в кресле.
– Вы ведете себя нагло. Я дама, и вы обязаны проявить хотя бы элементарную вежливость. Пока я не получу от вас извинения, пока не увижу своего мужа, не буду с вами говорить ни о чем!
– Ах вот как, вы, следовательно, дама, а я недостаточно вежлив! – полицейский чин сказал это с отвратительной улыбкой. – Сейчас вы пойдете в камеру, а утром мы поглядим, кто из нас первым захочет извиняться.
Женни повели в большую полутемную камеру.
– Ваше поведение подло! У меня дома трое маленьких детей, и вы не можете так поступить. Освободите немедленно мужа и меня! – крикнула Женни конвоирам, которые подвели ее к дверям камеры.
Конвоиры подтолкнули ее вовнутрь и молча удалились.
– Они все могут, милая, – сказала со вздохом пожилая женщина и освободила часть деревянных нар. – Ложись лучше, поспи. Меня вон прямо от клиента оторвали. Хороший был клиент, покладистый.