Утром Энгельс подошел к окну и увидел похоронную процессию. Духовой оркестр играл «Марсельезу», в середине на украшенных дрогах везли гроб с телом умершего от боевых ран рабочего. Его провожали десять тысяч национальных гвардейцев и вооруженных граждан. И даже молодым щеголям с шоссе Д’Антен пришлось провожать рабочего – они тоже служили в гвардии. Но либеральные министры начинали все больше пугаться собственных восставших рабочих.
Член правительства Луи Блан раздавал рабочим широкие обещания.
Наутро восемь тысяч буржуа шествовали к ратуше и требовали отмены вчерашних декретов.
Правительство немедленно отменяло их.
Тогда на другое утро к ратуше собирались двести тысяч рабочих и правительство вновь возвращало отмененные декреты.
Энгельс зашел к папаше Флокону.
Флокон жил в той же скверной квартире на пятом этаже, из старой глиняной трубки покуривал тот же дешевый табак.
– Только и купил себе что новый халат. В старом неудобно принимать чиновников, – объяснил он, гулко кашляя. – Ну что, похож я на министра? – спросил он позднее, посмеиваясь.
– Вы похожи на папашу Флокона.
– То-то же. Но это один я такой остался. Наша публика быстро переменилась. Кто дворец себе отхватил, кто своих родственников к выгодной службе пристроил. Как-то неприятно это. Так что я в нашем правительстве слыву оригиналом. Станете вы через месяц-другой министром у себя в Пруссии, тогда посмотрим, как заживете вы.
– Скорее Луи Блан сделается королем Франции, чем я прусским министром.
– Этот щеголь-то? А что? Ему предложи, он и согласится. Но не предложат – у него слишком сумасбродные планы. Сейчас помогает вашему немецкому легиону. И Ламартин – министр иностранных дел тоже неожиданно стал содействовать.
– Я и зашел к вам, чтобы сказать, что мы с Марксом и Союз коммунистов выступаем против этого крестового похода.
– Как же? – удивился Флокон. – А я-то считал, что я по старой дурости только один и против. Раздавят этот легион у вас там в Германии, сразу раздавят. И, честно говоря, не верю я Ламартину, больно он хитрый. Ему бы лишь от революционных эмигрантов избавиться. Вот он и крутится – положил им довольствия по пятьдесят су в день от Парижа до границы.
И вновь в эти недели Георга Гервега, Железного жаворонка, настиг час упоения славой. Ради этих дней семь лет назад он писал «Стихи живого», призывал могильные кресты перековать на мечи.
Теперь он собирал легион, чтобы впереди его пройти по парижским улицам, чтобы победившие французы рукоплескали немецким братьям-героям, которые уходят подтолкнуть немецкий народ на продолжение революции.
Вместе с Борнштедтом он метался по общинам рабочих-немцев, звал их в немедленный бой.
Про Борнштедта, бывшего издателя «Немецко-брюссельской газеты», ходили смутные слухи, но он опроверг их своим поведением, своими смелыми речами. Они вдвоем собрали уже несколько сотен ремесленников и подмастерий.
– Мы перейдем границу, и это станет сигналом для революционной войны во всей Германии! – убеждал Гервег.
– Через неделю Георг войдет в королевский дворец. Впервые в истории человечества народный поэт станет выборным главой государства! – присоединял свой голос Бакунин. – Я возбуждаю друзей-поляков к такому же походу в Польшу. После всеобщей революции мы организуем две великие державы – германскую и общеславянскую.
– Это авантюра, бессмысленная вредная игра в революции, – доказывал Маркс на тех же собраниях. – Коммунистический агитатор, скрытно перешедший границу, вооруженный «Манифестом» и «Требованиями коммунистической партии», которые ЦК только что принял, – один агитатор сделает больше, чем легион необстрелянных ремесленников.
Теперь Гервег считал уже злейшими врагами не прусских юнкеров, а Маркса и Энгельса.
Но и Веерт, и Шаппер, и Гарни согласились с Марксом.
Под звуки военной музыки Гервег провел свой легион по Парижу, и молодые парижанки бросали им под ноги цветы. Рядом с Железным жаворонком шла Эмма, верная жена. Специально для похода она сшила в дорогом ателье военную одежду.
Несколько дней легион двигался по французским дорогам, крестьяне выходили из домов поглазеть на него.
Утром он перешел границу. Немедленно легион был окружен войсками королевской гвардии. Большинство добровольцев были убиты. Эмма телом своим прикрывала Гервега от пуль. Чудом им удалось спастись.
Постепенно в Париже становилось безрадостно.
Правительство продолжало раздавать щедрые обещания. Рабочие перестали им верить.
– Надолго это не затянется, – говорил Маркс. – Пролетариат снова выйдет на баррикады.
– Купите фиалки, весенние цветы, цветы надежды! – кричали на улицах цветочницы. – Купите фиалки для своих дам. Вашим дамам важно не потерять надежду.