Утренний, розовый век. Россия-2024 (первая часть)

Телекамера над воротами шевельнулась при моем приближении, и створки ворот плавно разъехались. Я вошел в обычный двор не слишком преуспевающей фирмы, заставленный машинами не самых дорогих марок. Главное здание тоже выглядело скромно: пятиэтажка, почти такая же, как в поселке, только поновее. Никак нельзя было подумать, что здесь решаются проблемы искусственного разума и трудится дочь одного из богатейших магнатов России.

Правда, мощное ограждение, которое я миновал, говорило о том, что всё не так просто: служба безопасности тут на высоте. Мне стало любопытно, какая охрана встретит меня при входе в корпус — русские или "гостинцы", вооруженные или нет. Но когда я вошел в автоматически раскрывшуюся дверь, то отшатнулся от неожиданности: на моем пути, почти упираясь в потолок, стоял великан высотой в добрых два с половиной метра. У него была непропорционально большая даже для его роста голова, чудовищное круглое лицо в жирно блестевших складках, огромные стеклянно сверкавшие глаза, вздернутый нос с такими ноздрями, что в каждую, казалось, мог пройти мой кулак, и ярко-красные губы, похожие на два батона кровяной колбасы. Сообразив наконец, что предо мною робот, я чуть было вслух не выругался. Хороши хозяева: встречать гостей таким страшилищем!

А робот раскрыл в улыбке жуткую пасть, в которой сверкнули стальные зубы-стамески, приветливо сказал голосом Элизабет: "Проходите, Валентин Юрьевич, я вас жду!" — и покатился со смеху.

Элизабет всё еще смеялась, когда я вошел в ее лабораторию:

— Ну, как вам понравился наш Ромео? — она стояла у своего рабочего стола, компьютер ее был выключен.

— Ромео?

— Робот-охранник, модель Е-один.

— Симпатюшка, — сказал я. — С какого сотрудника вы скопировали его внешность?

— С меня! — хохотала Элизабет.

Она показалась мне еще более красивой, чем при первой встрече. Я не сразу понял, в чем заключается перемена. Потом догадался: она слегка загорела, вероятно, в солярии, — и посмуглевшая кожа удивительно гармонировала с зелеными глазами и густой шапкой каштановых волос. К тому же ей очень шел белый халат, плотно облегавший фигуру.

— Наш Ромео действительно молодец, — с гордостью сказала она. — Выдерживает в упор автоматную пулю и взрыв полукилограмма тротила. А кулаком ломает ствол дерева толщиной двадцать сантиметров. Первая модель, которую мы запускаем в серийное производство. На нее уже десятки заказов.

— У серийных изделий будет такая же прелестная мордашка?

— Нет, куда проще. По соображениям экономии.

— А вот в Японии в серийном производстве роботы-сиделки. У них тоже почти половина населения — старики, за которыми надо ухаживать.

Элизабет посерьезнела:

— Ну, мы-то с вами не в Японии.

— Понимаю. Сиделок вам не заказывают ни правительство, ни бизнес. А как ваши исследования природы таланта?

Она чуть нахмурилась:

— Вы пришли поговорить об этом?

— Я пришел в связи с расследованием, которым занимаюсь по поручению вашего отца.

Элизабет развернула вращающееся кресло, стоявшее перед ее компьютером, села спиной к монитору и указала мне на такое же кресло в проходе между столами:

— Прошу вас!

Я сел напротив. Уловил исходивший от нее легкий, свежий аромат духов. Этот запах не возбуждал, он вызывал нежность.

— Слушаю, Валентин Юрьевич!

— А я могу быть уверен, что меня слушаете вы одна?

— Конечно!

— Смотрите, это в ваших интересах. Потому что речь идет о прямом выходе на разумников.

— Вы их уже нашли? Так быстро?

— Я придумал схему поиска. Адреса по этой схеме придется отыскать вам.

Она подняла брови, ее глаза потемнели и смотрели даже не с любопытством, а с каким-то детским недоверием. Только сейчас, по очевидным для мужского глаза приметам — ее порывистости, мимике, быстрой смене настроений, — я понял, что она не только умна и красива, но, пожалуй, еще и чувственна. Тогда ей не повезло! Ум, красота и чувственность — губительное сочетание. Для того, чтобы женщина прожила благополучную жизнь, одно из этих трех качеств у нее непременно должно отсутствовать. А эта, на свое несчастье, была еще и богата. Бедная девочка…

— Что вы так морщитесь? — спросила Элизабет. — Как будто узнали что-то неприятное не о разумниках, а обо мне?

— Ох, простите, погрузился в свои мысли.

— Так я слушаю! — нетерпеливо повторила она.

— Да, да, приступаю к делу. Прямо скажу: моя работа была бы намного легче, если бы ваш отец или вы потрудились объяснить истинную причину своего, мягко говоря, странного интереса к разумникам.

Элизабет не ответила, лицо у нее стало сумрачное. Как будто на прекрасную статую, освещенную солнцем, нашла тень от облака.

— Хорошо, — сказал я, — играйте в молчанку дальше. А для того, чтобы решить нашу проблему, подойдем к ней со стороны житейской. Разумники отказались от террора, они больше не сотрясают государственных устоев. Но конфликт может прекратиться только с согласия обеих сторон, и главный инстинкт любой власти — инстинкт самосохранения. Значит, власть решила, что для нее самой будет лучше оставить разумникам право на жизнь. Вот это и есть кончик нити, за который мы вытянем весь клубок.