Утренний, розовый век. Россия-2024 (первая часть)

— Думаю, — продолжил Акимов, — ко мне вы не питаете особо теплых чувств? Что ж, имеете право. Я не отблагодарил вашу фирму и лично вас так, как должен был отблагодарить за тот чудесный план.

— Вы заплатили сумму по договору.

— Ну, что договор. Когда его подписывали, мы же не могли предвидеть, какими грандиозными будут результаты ваших рекомендаций. Я должен был потом доплатить в десять раз больше!

Мне захотелось сказать, что это и теперь еще не поздно сделать, однако я промолчал.

— Не держите на меня зла, — попросил Акимов. — Поверьте, я всегда помнил о вас. Но битва за калий оказалась такой жестокой, действовать приходилось не интеллектуальным фехтованием, а бульдозером. Вот всё, кроме борьбы, тогда и ушло на второй план, даже благодарность. А потом еще эта страшная беда с ней, — он посмотрел на портрет жены. — Кстати, вы видели фильмы с ее участием?

— Нет, как-то не пришлось.

— Могу подарить вам диск. А впрочем, наверное, не стоит… Ладно, давайте к делу!

Я подумал, что сейчас он предложит мне перейти на работу в его корпорацию.

— Скажите мне, пожалуйста, Валентин Юрьевич, — задумчиво проговорил Акимов, — скажите, за что вас наградили орденом Мужества?

Я так и дернулся в кресле. Откуда он знает? Я сам об этом давно позабыл. Вернее, старался не вспоминать. Я даже не помнил, в каком ящике шкафа валяется у меня дома коробочка с тем красивым серебряным крестиком.

— Если уж вам известно об ордене, — сказал я, — то должно быть известно и за что мне его дали.

— Мой референт нашел только указ о награждении, а там одни общие слова.

— Это было в прошлой жизни, в прошлом веке, и теперь не имеет никакого значения.

— Расскажите, прошу вас, — настаивал Акимов.

— Ну, хорошо. Моя инженерная специальность — ракетные двигатели. Я поступил в "Военмех" в восемьдесят восьмом, на излете советского романтизма, а закончил в девяносто четвертом, в самый ельцинский развал. НИИ, куда я попал, почти не финансировали, нищенскую зарплату не платили месяцами. А мы затеяли невиданный проект: пытались обскакать твердотопливников, сделать двигатель на жидком топливе, — естественно, ампулированном, — со сверхвысоким импульсом. Вы понимаете, о чем я говорю?

— Понимаю, — спокойно сказал Акимов.

— В тех условиях это, конечно, была авантюра. Всё мастерилось на коленке, самых необходимых приборов не хватало. Да еще спешка: первые стендовые испытания хотели обязательно прогнать до конца девяносто седьмого, чтобы нас учли в бюджете на следующий год. Ну и кончилось тем, чем должно было кончиться: при подготовке к испытаниям наш чудный агрегат взорвался. Находившимся рядом с ним не повезло — одни погибли, другие получили ожоги, осколочные ранения. А я оказался дальше и почти не пострадал, только малость оглушило. И тут уж раздумывать не приходилось: полез в огонь, стал вытаскивать раненых. Успел вытащить четверых, пока сам не потерял сознание.

— Обгорели? — спросил Акимов.

— Надышался парами топлива, жуткая была отрава. Два месяца потом провалялся в больнице. Вот, собственно, вся история.

— Вы смелый человек, Валентин Юрьевич.

— Мне было только двадцать шесть, в том возрасте все смелые.

— Не все, — Акимов покачал головой, — не все. А двигатель-то в конце концов построили?

— Нет, ничего не вышло. Несколько лет спустя, уже при Путине, тему открыли снова, наскребли деньжат, но было поздно. Людей не осталось. Кто-то умер, многие уехали. А некоторые, вроде меня, бухнулись в новую русскую жизнь. В самый кипяток.

— Понятно, — проговорил Акимов и откинулся на спинку кресла. При его росте и непропорциональной худобе это было похоже на распрямление складной плотницкой линейки. Мне приходилось смотреть на него снизу вверх.

— А скажите мне, Валентин Юрьевич, — задал он следующий вопрос, — вы интересуетесь политикой?

Я насторожился:

— Специально — нет. Но, поскольку работаю в консалтинговой фирме, должен следить за событиями. В той степени, в какой они влияют на экономическую ситуацию.

— Дальний прогноз, лет на пятнадцать-двадцать, можете дать навскидку? Экономический, ну и — политический?

Мне всё меньше нравился наш разговор. Я ответил уклончиво:

— Заказчики требуют сейчас краткосрочных прогнозов: на год-два-три, самое большее — на пять. Зачем я буду ломать голову над проблемами, за решение которых мне не платят? Голова у меня одна.

— Хорошо, — кивнул Акимов. — Значит, живем сегодняшним днем. Раз так, давайте-ка посмотрим сегодняшние новости!

Он развернул стоявший на столе монитор, чтобы нам обоим было хорошо видно, и пригасил освещение. На потолке появилось изображение вечернего неба с плотными облаками, опаленными закатным огнем. В кабинете стемнело, и от этого ярче стала видна картинка на мониторе.