Утренний, розовый век. Россия-2024 (первая часть)

— Понимаете, — продолжил Акимов, — я отнюдь не считаю, будто что-то должен этим старушкам. Они сами во всем виноваты. В том числе, передо мной. Если бы они родили не по одному ребенку, а по трое-четверо детей, как их матери, они бы сейчас не доживали в богадельнях, а Россия не растворялась бы в чужих народах. К тому же, сумма моих активов только звучит внушительно, а ведь все эти миллиарды в деле — стоимость акций, рудников, оборотных средств. Взять и с ходу выложить шестьсот миллионов…

— Послушайте, — огрызнулся я, — не надейтесь, что я придумаю, как вывернуться и сохранить ваши деньги! Обратитесь в полицию или в ГУБ!

— Да ведь не поможет. Если хоть десятая часть того, что говорят о разумниках, правда, они достанут сквозь любую охрану.

— Тогда исполните их требование! Переведите деньги, и они вас не тронут! Больше ничего не могу посоветовать!

— Да я уже перевел, — поморщившись, сказал Акимов, — перевел.

Я удивился:

— Чего же вы тогда хотите от меня?

Он внезапно подался над столом вперед. Навис надо мной сверху, точно склонившийся жираф. Во взгляде его, теперь сосредоточенном и пронзительном, поблескивала злая ирония:

— Совсем немного, Валентин Юрьевич. Хочу, чтобы вы нашли этих разумников. Раскопали, где они прячутся. Вышли на главарей и связали их со мной. Хочу с ними немно-ожко побеседовать!

Впервые в жизни мне пришлось испытать на себе, что выражение "я остолбенел" может быть не только фигурой речи.

Акимов рассмеялся, как будто довольный произведенным эффектом:

— Не пугайтесь, я в здравом уме и говорю вполне серьезно.

— Но я не сыщик и не экстрасенс, как я их найду?

— Вы — лучший аналитик из всех, кого я знаю. Вы именно тот человек, который нужен.

— Бросьте! Мне уже не двадцать шесть лет, я больше не геройствую, и ни с того ни с сего лезть в такой огонь…

— Двадцать миллионов, — сказал Акимов, — вашей фирме. Половину перевожу немедленно. Из этих денег будут финансироваться ваши расходы по расследованию. Потом, конечно, я все затраты фирме возмещу и переведу вторую половину. Вы, разумеется, понимаете, почему я не беру вас на службу к себе?

— Чтобы не привлекать внимание.

— Вот именно! — кивнул Акимов. — Будет лучше, если вы эту работу выполните, формально оставаясь в "Неве-Граните". Естественно, ваше начальство не должно знать, чем вы для меня занимаетесь.

— Послушайте, для такой фирмы, как наша, двадцать миллионов — огромные деньги, но…

— И пятьдесят миллионов лично вам, — перебил он меня. — Хотите — на банковский счет, хотите — наличными. Пятьдесят миллионов рублей.

Это был еще один шок. Я настолько растерялся, что даже спросил нелепо:

— Новыми?

— Самыми новыми, петровскими, — ухмыльнулся Акимов. — Или, может быть, вы предпочитаете эквивалент в иностранной валюте? Пожалуйста, в любой! Хотите ганские седи с портретом Кваме Нкрумы? Очень красивые.

— Благодарю, купюры с Петром Великим мне как-то больше нравятся. Но по контракту с фирмой я не имею права брать гонорар с заказчика помимо…

— Какой гонорар! — опять перебил Акимов. — При чем тут гонорар! Могу я сделать вам подарок? К дню вашего рождения, к Пасхе, к празднику ракетных войск, к годовщине открытия Антарктиды русскими моряками? Короче говоря, когда вы придете ко мне с результатами, мы заглянем в календарь, и, вот увидите, дата окажется подходящей.

Я молчал.

— Вас интересуют гарантии? — спросил Акимов. — Гарантия — мое слово. Не сомневайтесь и не сравнивайте с прошлыми делами, тогда я слово не давал.

Я молчал.

— Ну же, Валентин Юрьевич! — воскликнул Акимов. — Да вы хоть понимаете, что я вам предлагаю? Или ради спокойствия до старости согласны прозябать на свои две тысячи в месяц? Вы же смелый человек, рискните!

Я прекрасно всё понимал. Мы с ним говорили на одном языке, были гражданами одной страны и по закону обладали равными правами. Но в действительности мы отстояли друг от друга неизмеримо дальше, чем в прошлые века барин и крепостной слуга, колониальный чиновник и темнокожий туземец. Он не просто принадлежал к самому верхнему слою общества, к числу тех нескольких десятков семейств, что владели Россией. Он был сверхчеловеком и даже не вполне человеком. Статистика (не официальная, разумеется, а свободная, та, что иногда прорывается в Интернет) утверждала, что ожидаемая продолжительность жизни в семьях олигархов на сорок-пятьдесят лет больше, чем в среднем по стране. И этот разрыв, по мере прогресса медицинской науки и повышения стоимости ее услуг, будет только расти. Акимов парил над течением дней в сонме новых полубогов и возносился все выше. А я барахтался в придонном слое, и путь мой неминуемо шел вниз — в старость, в нищету, болезни и смерть на койке в больничном коридоре.

Пятьдесят миллионов означали не просто богатство. Они означали дополнительные пятнадцать-двадцать лет жизни, и какой! Правда, в погоне за ними я, скорее всего, мог потерять жизнь прямо сейчас. Ту жизнь, которую имел. Но велика была бы потеря?

— Зачем вам это нужно, Валерий Анатольевич? — спросил я.

Акимов, удовлетворенный, хлопнул ладонью по столу и отвалился на спинку кресла: