Утренний свет

— Посмотрите — цветочки уже вылезли. Я им помогаю, — сказала она, очень старательно и твердо произнося слова и взмахивая рыжей гривкой.

Вера наклонилась к ней, с наслаждением вдыхая знакомые, полузабытые запахи здорового детского тельца.

— Не вылезли, а взошли, — дрогнувшим голосом сказала она.

Наташа послушно повторила:

— Взошли!

Вера только теперь заметила, что девочка освободила от земли все ростки, дружно показавшиеся на грядке. Некоторые всходы были уже по третьему листку. Вглядевшись в них пристальнее, Вера горестно заметила:

— Наташка, да это крапива!

— Крапива! — с восторгом повторила Наташа: она была слишком мала, выросла на городском дворе и не знала разницы между цветами и крапивой.

Вера хотела выдернуть ростки крапивы, но Наташа обиженно закричала.

В тот же момент Вера услышала тяжелые шаги по асфальту. Загорелый военный в пропыленных сапогах и в помятой гимнастерке, с орденом и гвардейским значком на груди, шел прямо на огород.

— Дядя военный! — крикнула Наташа и поманила его ладошкой.

Вера невольно приподнялась со скамьи. Военный улыбался ей, но она не узнавала его.

— Вера Николаевна! — сказал он и перешагнул длинными ногами через ржавую изгородь. — Вы совсем не изменились, только поседели.

Наташка с любопытством смотрела на обоих. Она увидела, как тетя Вера испугалась, сложила руки на груди и прошептала: «Как же это? Как же это?» — а вслух сказала громко и ненастоящим голосом:

— Сережа! Сергей… извините, по отчеству не помню…

Военный поднялся к ним в цветник, задел обе грядки, засмеялся и, совсем не видя, что Вера его испугалась, принялся трясти ей руки.

— Не надо отчества! Ну, здравствуйте! Вы первая мне встретились в доме. В моем доме…

— И я тоже! — крикнула Наташа, но дядя ее не услышал, он был какой-то чудной.

Наташа попыталась овладеть его вниманием.

— Дядя Сережа, а у нас крапива, — тормошила она военного, но он все держал Веру за руки, и смеялся, и говорил что-то быстро-быстро.

— Ну, а… — Сережа вдруг поперхнулся и вытаращил глаза, — а Катенька… жива? Здесь?

— З-здесь, — сказала Вера все тем же ненастоящим голосом. — Она комендантша…

Сережа рванулся было уходить, но его полевая сумка зацепилась за скамейку, а потом Вера схватила его за рукав.

— Ее нет дома… И она поздно придет, — испуганно сказала она, насильно усаживая его на скамью. — Подождите здесь.

Он с недоумением оглянулся и, наверно, только сейчас увидел и огород, и цветничок, и Наташу, смотревшую на него во все глаза. Девочка подошла и сказала, твердо выговаривая:

— А я тетю Катеньку знаю.

— Ага, — рассеянно отозвался Сергей, едва ли ее слыша.

Но, помолчав, он уставился на девочку со странной пристальностью. Наташка тотчас же взгромоздилась к нему на колени и бесцеремонно потерла пальчиком красную эмаль ордена.

— А у тети Катенькиного дяди военного…

— Наташка! — крикнула Вера с отчаяньем.

— …нету ордена, — договорила Наташка, но с колен Сергея все-таки соскользнула.

— Ступай домой! Сейчас же! — задыхаясь, сказала Вера.

Оба не заметили, как исчезла девочка. Вера видела, как побледнел Сережа и бледнел все больше и больше: у него стали пепельными виски и даже ноздри.

— Катенька… — Сережа несколько раз порывисто, словно из кислородной подушки, глотнул воздуха, — она не ждет меня? Вера Николаевна, вы, как мать, скажите… Я ведь сразу все понял по вашей растерянности, а только дурака валял, старался замять, обмануться. Вера Николаевна!

— Вас считали погибшим, — робко сказала Вера.

— Был в окружении, тяжело раненный. Но я писал два месяца назад…

— Писали? — пролепетала Вера.

— Значит, правда, — медленно сказал он, пристально глядя на нее, — она — замужем?

Вера тяжело опустила голову.

Он отцепил свою полевую сумку, громко щелкнул застежкой, — руки у него тряслись.

— Я уеду… Я сейчас уеду, — пробормотал он сквозь зубы, мучительно краснея и вдруг становясь похожим на прежнего молоденького Сережу-плановика, который играл в теннис и писал стихи.

Вера взяла его за руки.

— Никуда вы не поедете. Пойдемте ко мне!

Он попытался выдернуть руки, но тотчас же ослабел, усмехнулся, опустил голову.

— Мне стыдно… Мне должно быть больно, а мне стыдно, очень стыдно, Вера Николаевна. Я почти не знаю вас, а вы… Но мне очень, очень… Вера Николаевна, спасибо, но, может, мне лучше уехать все-таки сейчас, а?

— Уедете завтра, — спокойно возразила Вера и повела его за собой.

Они прошли по темному двору, где оба знали каждый камушек. Сереже, наверное, трудно и страшно было проходить мимо плотно закрытой двери своей квартиры, — тут его даже шатнуло, он больно толкнул Веру плечом и совсем этого не заметил.

Вера ввела его в свою комнату, опустила шторы, зажгла свет и, почти не думая о том, что это она делает, сняла ключ со стены, отперла комнату Лени и принялась стирать пыль со стола, со стульев, с этажерки, торопясь так, словно все это было раскаленным и обжигало пальцы.

Ничего не подозревая и громко стуча сапогами, Сережа прошел в комнату Лени, снял с себя полевую сумку и повесил на кровать.

— Располагайтесь, — тихонько сказала Вера и взяла одеяло с постели, чтобы стряхнуть трехлетнюю пыль.