Утренний ветер

«Проверяйте, я тоже проверю, кто лазает по кранам, — усмехнулся Рудо и гордо про себя сказал: — Джонни Черный Сокол еще снимет скальп с того бледнолицего, что корежит народное добро».

Он вышел на улицу. С вечера явно похолодало. Ветерок шелестел листьями молодой липы, вокруг которой еще недавно днем летал рой пчел. Рудо сел на скамейку, закурил и даже не заметил, как зажглись окна «Рабочей гостиницы».

«Все они, члены бригады, понимают друг друга, — размышлял он с какой-то внутренней завистью и упрекал сам себя: — А почему я не с ними?»

Со скошенного луга доносилось стрекотание кузнечиков, и Рудо вспомнил картину Крчулы. Потом мысли его переключились на выведенный из строя кран. В ушах звучали слова Бакоша: «Я пришел к тебе как отец». Мысленно он повторял слова бетонщиков, услышанные им только что в темноте в комнате отдыха.

«Виновник. Виновник… А если я его найду?» — Он быстро встал со скамейки, перешел через шоссе и направился на стройку. «Каждую ночь буду туда ходить, — продолжал думать он, веря, что поймает преступника. — Только бы тот еще пришел».

От волнения сердце сильно билось в груди. Он остановился перед длинным забором, над которым еще вчера вечером светилась лампочка. Кто-то ее разбил. Рудо затаил дыхание и прислушался. Застыл, как охотничья собака, почуявшая добычу. Ему показалось, что за забором кто-то тихо крадется. Он уже представлял себе, как сейчас вскочит на забор и громко крикнет: «Руки вверх!»

Рудо сжал кулаки и припал к щелке. Ветер донес до него запах гашеной извести. Он вздохнул полной грудью. Шаги быстро приближались. Но тут у Рудо вдруг обмякли руки и его охватило отчаяние: мимо известковой ямы шел ночной сторож.

Рудо оперся спиной о забор, с минуту постоял и побрел на шоссе. Из-за гор показался полумесяц. Когда Рудо был еще мальчиком, он верил, что месяц, как хвостик ящерицы: оторвешь его, и вырастет новый. Какое-то крылатое чудовище отрывает каждый раз кусочек месяца, а он опять из рожка превращается в тарелку.

С Вага дул влажный, холодный ветерок. Рудо зябко поежился. Сначала он шел вдоль забора, потом перешел через шоссе и оказался перед новым домом. Он и забыл, что здесь уже поселились люди. Когда это было? Наверное, неделю назад. В окнах горел свет, играло радио, на детской площадке стояли скамеечки. Рудо опустился на одну из них и стал смотреть в открытое окно первого этажа. Высокий мужчина стоял на стуле и вешал на стену картину. Потом он отошел на середину комнаты, посмотрел на свою работу и обнял женщину. Показался свет в соседнем окне. Оба склонились над кроваткой. Улыбались. Рудо понял: они любуются ребенком. Затем они снова показались в первой комнате и остановились около окна.

— После трех лет житья в клетушке, наконец, такая квартира! Это счастье! — радостно сказала жена, а муж погладил ее по волосам.

«Эти новоселы, художник Крчула и бригадир Бакош словно сговорились, — подумал Рудо. — Все твердят о счастье».

Его не огорчало, что он не может им крикнуть: «В этом и моя заслуга!» Но радостная взволнованность передалась и ему. Значит, не зря он все же орудует лопатой. Значит, и он приносит людям пользу. Сколько же труда вложила их бригада в этот дом! И сколько он сам!..

Эта мысль согрела его сердце и озарила лицо улыбкой. Но радужное настроение тотчас же прошло, когда он вспомнил о выведенном из строя кране. Выходит, еще есть гады, которые не хотят, чтобы люди жили счастливо. Попадись-ка мне такой, я бы ему показал!..

7

Была суббота. Солнце сильно припекало. Вода в старом русле Вага казалась удивительно теплой, приятной, и Тоно не хотелось из нее вылезать. Когда он вышел на берег, где ребята из их бригады жарились на солнышке, на его спине сверкали мелкие капельки воды.

Он подсел к Штефану, загорелые ноги засунул в теплый песок, а усыпанное веснушками лицо подставил солнцу.

— Послушай, Штефан, — проговорил он, прикрыв ладонью глаза, — уж раз ты столько сидишь на собраниях и общаешься с партийным начальством, скажи мне, когда будет, наконец, четырехчасовой рабочий день? Кроме субботы и воскресенья, мы не можем вот так сидеть у реки.

— Будет, — серьезно ответил Штефан, и короткий, покрытый капельками пота нос его сморщился. — А когда — это зависит от нас.

Тоно сделал гримасу:

— В таком случае давай проголосуем, как неделю назад по поводу соревнования.

— Перестань, это глупые шутки.

Тоно стал насвистывать. Взгляд его остановился на Рудо, который сидел неподалеку на скалистом камне, окруженном со всех сторон водой.

— Таких несмышленышей, как Рудо, не можешь убедить, не то что меня, — сказал он, снова обращаясь к Штефану. — Соревнование — это пустая формальность, факт. Я лично ничего хорошего в нем не вижу.

Штефан уже давным-давно точил зубы на Рудо и Тоно. Оба они ему не нравились. Работают кое-как, без малейшего желания, лишь бы о них не говорили, что зря получают деньги. Тоно к тому же отпускает всякие неуместные шуточки, которые могут только плохо повлиять на всю их бригаду.