Утро седьмого дня

Я вот предполагаю другое: вполне возможно, что в этом внушительном строении нёс службу некто титулярный советник Аксентий Иванович Поприщин, известный своими «Записками сумасшедшего». Он, по словам свидетеля Гоголя, служил столоначальником в каком-то департаменте — почему бы и не в Департаменте уделов? Ах, нет, извините, этот дом, который с кариатидами, построен лет через десяток после того, как Поприщин сошёл с ума, превратившись в испанского короля Фердинанда. А Департамент уделов обосновался здесь ещё позже, даже после смерти Гоголя. Я перепутал: это не сумасшедший, это Гоголь служил в Департаменте уделов — помощником столоначальника, то есть помощником своего литературного персонажа. Правда, тогда оный департамент располагался совсем не здесь, а на Дворцовой набережной. Да, я вспомнил: свидетель Гоголь называет только один точный адрес, связанный с безумствами своего столоначальника. Это дом Зверкова, до него мы доедем на «пятёрке», но малость попозже.

Кстати, в доме Зверкова, что у Кокушкина моста, Гоголь жил как раз в то время, когда бестолково служил в Удельном ведомстве. И, стало быть, увидев там безумного Аксентия Ивановича, гоняющегося за комнатными собачками, опознал в нём своего сослуживца и, может быть, прямого начальника.

Этот самый Поприщин, которого мы видим в толпе, текущей туда и сюда по Литейному… Видите? Вон он, в темно-зелёном форменном сюртуке и в фуражке, скользит подпрыгивающей походкой, как будто танцует… Так вот, этот самый титулярный советник — человек совершенно необыкновенный. Прямо-таки как сам Гоголь. Он сумасшедший, но он пророк. Вот, например, он написал почти двести лет назад в своих клочках-записках: «Год 2000-й, апреля 43 числа». И далее, через пару страниц: «Говорят, во Франции большая часть народа признаёт веру Магомета». И нá тебе: году этак в двухтысячном едва ли не большая часть народа во Франции признаёт веру Магомета.

И вот ещё, он пишет, что женщина влюблена в чёрта. Сию тему потом разовьёт Булгаков в «Мастере и Маргарите», но это ладно, это беллетристика. А лучше вспомним, как чёрт, он же сатана и диавол, уговорил Адама и Еву отказаться от вечной жизни и съесть совершенно ненужный им фрукт. Ведь им наверняка трудно было решиться обмануть создавшего их и доверявшего им Бога. А они решились. Как говорит Писание, с подачи Евы, которую обольстил сатана. То есть она им обольстилась. Получается, прав сумасшедший титулярный советник: женщина влюблена в чёрта.

А мужчина в кого?

Но даже и не это нам сейчас особенно хочется отметить. А особенно хочется отметить, что промелькнувший в толпе сумасшедший чиновник задаёт вот такой фундаментальный вопрос бытия, который каждого волнует втайне, но мало кто осмеливается поставить его явно.

«Отчего я титулярный советник и с какой стати я титулярный советник? Может быть, я какой-нибудь граф или генерал, а только так кажусь титулярным советником? Может быть, я сам не знаю, кто я таков»[28].

В самом деле: кто я таков?

Может быть, я вовсе не титулярный советник (как какой-нибудь там капитан Засулич: титулярный советник — чин равный армейскому капитану). Может, это все считают, что я такой, и я сам привык так думать. А на самом деле я кто-то совершенно другой.

Даже скорее всего другой. Меня, между прочим, потеряли в роддоме. Эту забавную историю мама рассказывала, и крёстная. Когда я родился в той самой «Снегирёвке», что на Надеждинской улице, в двух шагах от Хармса, я был очень мал и плох и меня не дали сразу маме, а понесли куда-то выхаживать — в какой-то инкубатор. А потом забыли вовремя отдать маме. Она, малость придя в себя, забеспокоилась: что это ребёнка ей не несут и не несут. А ей говорят: не несут — значит, так надо. Знаете, как медперсонал умеет говорить, таким строгим тоном. Мама, конечно, испугалась. Но дальше подключилась моя будущая крёстная — а она сама врач, и доктор наук, и вообще начальник и умела разговаривать с людьми. Меня кинулись искать. И выяснилось, что не знают точно, где я. Искали-искали, нашли и принесли родительнице. Хеппи-энд.

Но остаётся подспудный вопрос: а того ли нашли?

А может, перепутали и я совсем не тот?

Ну это частный случай. Поставим вопрос шире. Вот ребёнок родился и никто не знает, кто он. И он сам подавно не знает. Он не титулярный советник и не король Испании, не умный, не глупый, не художник и не жестянщик, не красавец и не урод. Никто не знает, как его звать, да и звать-то бесполезно. Но он есть, и он не что-то, а кто-то. Он уже явно чего-то хочет и чего-то добивается. Это потом он станет кем-то более или менее определённым, далее всё более и более определённым, пока не определится окончательно и не замрёт в виде оттиска на белой простынке, на девичьей кроватке. А сейчас-то он кто?

Вообще человек.

То есть Адам. Ну или Ева.