Увечный бог. Том 2

Хмыкнув, Худ показал на сердце, а потом повернулся и посмотрел на западную равнину. За поля, усеянные трупами, за строящиеся армии, почти неподвижные от утомления. А по лестнице поднимались фигуры.

Худ услышал, как крылатый убийца поднялся в воздух; и Худ знал, что ящер держит в когтях жалкое сердце. Тень Ши’гала скользнула по яггуту, потом тот увидел, как Ши’гал поднимается все выше, улетая в сторону заходящего солнца. Потом Худ снова перевел взгляд на разрушения внизу.

Когда-то я сидел на Троне Смерти. Когда-то я приветствовал тех, кому пришлось в конце сдаться, костлявыми руками и скрытым во тьме лицом из кожи и кости. Сколько полей битвы я прошел? Должен ли пройти еще одно?

К этому времени остались только они.

Стражи Врат, скажете ли тем, кто придет к вам, что это уже не имеет значения? Или у вас есть что подарить им? Что-то большее, чем мог я?

Появились другие. Худ услышал, как рыдает от горя женщина.

И вспомнил, что на деле во все мирах нет звука печальнее.

Горькая Весна, Лера Эпар из имассов, лежала, прижавшись к холодным телам. Кровь больше не текла из перевязанной раны. Вокруг ходили выжившие: одни безо всякого дела, другие высматривали на земле знакомые лица.

Она видела сородичей. Видела тел акаев. Видела к’чейн че’маллей и яггутов.

И видела Оноса Т’лэнна, который, покинув всех, нетвердой походкой шел на север, к полоске ровной земли, ведущей к огороженному стенами портовому городу, когда-то бывшему столицей империи форкрул ассейлов.

Никто из имассов не окликал его. Никто не спрашивал, куда он направляется. Он – Первый Меч, но он и просто человек.

Лера Эпар опустила голову и посмотрела на процессию, поднимающуюся по обожженным ступеням на Шпиль. Принц Брис Беддикт, Араникт, королева Абрастал, Спакс из гилков, жрица к’чейн че’маллей. Одиннадцать оставшихся яггутов тоже поднимались наверх.

Все кончено. Наверняка все кончено.

Наступил мир. Наверняка мир… а как еще назвать эту ужасную тишину?

На закате снова пошел дождь, но теперь чистый и ясный. Лера Эпар закрыла глаза, подставив лицо дождю, чтобы умыться.

Онос Т’лэнн прошел мимо города на мыс, поросший утесником и вереском. День угасал, но Оносу было все равно; земля под ногами, пропитанная кровью, теперь стала скользкой от простого дождя.

Солнце заливало золотом западный горизонт.

И вот, на растоянии Онос Т’лэнн увидел три фигуры и прищурился. Они, как и он, похоже, просто бродили. Потерянные, как и он. Онос направился к ним.

Меч в правой руке, густо покрытый кровью, теперь омывался дождем, очищаясь до блестящего камня. Онос уронил меч и побежал. Сердце словно распухло, не вмещаясь в грудную клетку.

Когда они увидели его, раздались детские крики, и Онос помчался к ним; одна девочка неслась впереди, другая отставала, потому что несла на руках мальчишку. Все трое плакали, подбегая к нему.

Онос упал на колени и обхватил всех троих.

Близняшки тараторили без перерыва. Спас их оул’данский воин, которого они потеряли в ливень. А ведьма, которая их украла… а они убежали… а он обещал, что найдет их, но не нашел, а…

Подняв взгляд, Онос Т’лэнн увидел кого-то еще.

Неясная фигура, сидящая на земле, согнувшись.

Онос поднялся; девочки схватили его за руки, а мальчик вцепился в голень. И он пошел вперед с ними со всеми. Когда мальчик захныкал, Стори взяла его на руки. Но Онос Т’лэнн шел вперед, ускоряя шаг.

Невозможно. Это же…

И он снова побежал.

Видимо, она его услышала; подняла взгляд и сидела, глядя, как он несется к ней.

Он почти упал на нее, крепко обнял и поднял на руки.

Хетан ахнула.

– Муж мой! Я скучала. Я… я не знаю, где я. Не знаю, что произошло…

– Ничего не произошло, – прошептал он, а за спиной завизжали дети.

– Онос… мои пальцы… пальцы на ногах…

– Что?

– У меня на ногах чужие пальцы, муж мой, клянусь…

Дети налетели на них.

Далеко впереди, на небольшом возвышении Онос Т’лэнн увидел фигуру верхом на коне. Тьма не давала разглядеть, картинка расплывалась.

А потом он увидел, как всадник поднял руку.

Выпрямившись, Онос Т’лэнн повторил жест. Я вижу тебя, брат.

Я вижу тебя.

Когда наконец свет над возвышением совсем угас, видение пропало.

Глава двадцать четвертая