Человек перестает быть ребенком, когда от него начинает вонять, подумал Шацкий. Когда смрад идет от рожи, от постели тянет кислым, а от носков — сладким. Когда необходимо ежедневно менять сорочку, а пижаму — через день. У Вероники была привычка спать в одной сорочке целую неделю. Он терпеть этого не мог, но стыдился ей об этом сказать. Точно так же, как сам старался не замечать пожелтевших под мышками блузок. Ну а что он ей скажет? Чтобы купила себе новую? Тогда на это она ему скажет, чтобы дал ей денег. Впрочем, у него самого были пожелтевшие подштаники под безупречно выглаженными брюками в полоску. Может ли ей нравиться такое? Может ли такое нравиться Монике? Какой угодно любовнице? Нет, это бессмысленно. Шацкий знал, что подобного рода размышления — это ловушка, но все чаще думал о том, что несчастные тысяч двести решили бы все его проблемы. Он раздал бы долги, взял год отпуска, отдохнул бы, посмотрел бы со своими девчонками мир. Ну и тогда можно было бы поставить Монике кофе без чувства вины, что при этом тратит деньги, предназначенные на срочные домашние расходы.
Шацкий был рад тому, что малышка Хеля уже спала. Ведь она могла бы увидеть в его глазах тень истории, которую он был обязан услышать ранее. Неужто все, с чем он сталкивается на работе, в нем остается? Неужели все те убийства и изнасилования кружат вокруг него словно пчелиный рой, кусая каждого, к кому он приблизится. Этого он боялся. Боялся, что является носителем этой агрессии, что сделался разносчиком этой агрессии, что инфицирует свою жену и дочку всех наихудшим в мире. Пока что этого не видать, но болезнь еще выявит себя.
Вот эта мысль была для него настолько неприятной, что он, как можно скорее, удалился от кроватки дочери. Он принимал душ, когда в ванную вошла Вероника. Она была в одних трусах, но у него глаза клеились, несмотря на потоки льющейся холодной воды. У Шацкого не было сил даже думать о сексе.
— Ты чего это под душ залез? Встречался с кем-то? — спросила жена, чистя зубы. Делала она это весьма энергично, груди при этом смешно подпрыгивали. Но даже это его не возбуждало.
— Встречался в городе с экспертом-сексологом. Даже не представлял, что человек способен так растягиваться. С нынешнего дня призыв: «давайте сменим позицию» для меня будет ассоциироваться с художественной гимнастикой. Вот тебе хотелось бы перепрыгнуть через коня?
— Идиот. Умойся и иди ко мне.
Они занимались любовью под одеялом: лениво, тихо и удовлетворенно, спокойные тем спокойствием любовников, которые после четырнадцати лет прекрасно знают, куда и как должны прикасаться. Как всегда, все было замечательно. С акцентом на «как всегда», подумал Шацкий, когда они уже лежали рядом.
Электронные часы показывали 23:45:34. Циферки, означающие секунды ритмично менялись. Они и доставали Шацкого, но глаз от них он оторвать не мог. На кой ляд они купили часы с отсчетом секунд? Он же не работает в центре контроля космических полетов. К тому же, вся холера светится словно неоновая реклама, даже на стене заметен багровый отблеск. Нужно будет купить что-нибудь новое. Интересно только, за какие шиши.
Вероника прижалась к нему.
— Ты о чем задумался? — дохнула она ему в лицо запахом зубной пасты и кисловатой слюны.
— О тебе.
— А на самом деле?
— Что здорово было бы выиграть в спортлото.
— Так может: дай счастью шанс, — буркнула жена практически во сне.
— Хорошо. Завтра суббота, куплю несколько билетов наобум.
Вероника открыла один глаз.
— Решение принято десятого июня две тысячи пятого года в двадцать три часа пятьдесят одну минуту и тринадцать секунд. Может, именно эти числа следовало бы вписать в купон? Потрудись-ка немного.
Теодор Шацкий неожиданно сорвался и уселся на кровати. Сна уже не чувствовал. Его серые клетки начали работать на ускоренных оборотах. Только что он услышал что-то очень важное, вот только что? Про себя он повторил всю беседу. О чем шла речь? Боже, о чем шла речь?
— Ты чего, с дуба съехал, или это у тебя сердечный приступ? — Вероника тоже села в постели.
— Спи, спи, — автоматически ответил Теодор. — Кое-что вспомнилось, нужно глянуть в заметки.
— И что за мужик, — разочарованно заметила жена, прикрыв голову одеялом, когда Теодор зажег лампу.
Довольно скоро он обнаружил то, чего искал, записанное в его календаре под датой седьмого июня. Последовательность счастливых номеров Теляка: 7, 8, 9, 17, 19, 22. Почему именно эти числа, и почему вот уже несколько минут в его голове не сколько звенел аварийный звоночек, сколько выли тревожные сирены? Он быстро сложил все числа: 82. Восемь плюс два: десять. Один плюс ноль: один. Бессмыслица, дело не в этом.
Соберись, думал он, массируя пальцами виски. Соберись, сконцентрируйся, начни думать. Вот когда у тебя что-то щелкнуло в голове. Когда Вероника произнесла дату: десятого июня две тысячи пятого года.