Увиденное и услышанное [litres]

Пейджер будит ее, номер какой-то незнакомый, не городской. Она растерянно смотрит на часы: четыре часа дня. Небо грязно-белое, как безнадежно испорченная идея. Она натягивает на себя одеяло и заглядывает в холодильник. Вялая морковка, бутылка томатного сока. Пейджер снова вибрирует. Когда она отвечает, женщина называет себя Мэри Лоутон – имя, которое Фрэнни смутно помнит, кто-то из прошлого ее отца.

– Я знала тебя маленькой, – говорит она.

– Не помню.

– Конечно, не помнишь. – Женщина объясняет, что она риелтор из Чозена, странного городишки, где когда-то жили ее родители. – Мы наконец продали ферму, – говорит она. – Всего-то четверть века прошла. Думаю, я заслужила комиссионные.

Фрэнни коротко смеется, и пара голубей падают с подоконника во двор, словно торпеды.

– Смешно, – говорит она. – Сколько же времени прошло.

Поначалу, после убийства, ее отец нанимал клининговую службу и ремонтников, но дом, если не считать нескольких временных арендаторов, пустовал все эти годы, с того дня, как он увез ее оттуда. Обрывки того утра порой возвращались к ней, словно прерванный сон: скорбный дом, они отъезжают, в комнате матери ужасная темнота.

– Поздравляю, – сухо говорит Фрэнни. Она на самом деле не хочет слышать об этом месте. «Не моя проблема», – думает она.

– Вот почему я звоню, – быстро говорит Мэри, словно почувствовав отсутствие интереса. – Нужно, чтобы кто-то приехал и прибрался. Насколько я понимаю, твой отец за это не возьмется?

– Нет, – говорит Фрэнни. – Не думаю, что он справится.

Ее отец, полуслепой диабетик, больше не может водить машину. Последний раз, когда она его видела – на Рождество, – он переехал в дом престарелых в Хартфорде, и она приезжала помочь ему устроиться. Они сидели в его комнате и слушали радио – она помнит, что это была «Тоска», – а за окном падал снег. «Меня учат читать шрифт Брайля, – сказал он ей. – Готовят меня к полной темноте. Осталось недолго».

Потом он взял ее за руку, так что ей стало тревожно, и провел кончиками ее пальцев по шершавым страницам книги. Было странно сидеть так с ним, взявшись за руки. На миг она прикрыла глаза, чувствуя слова под пальцами, похожие на песчинки. «Теперь все иначе, – говорит он. – Пытаюсь вот привыкнуть».

– Я могла бы нанять кого-то, но подумала, вдруг ты захочешь разобрать мамины вещи. – Мэри Лоутон многозначительно умолкает. – Я просто хотела сначала уточнить.

Конечно, ее отец не звонил. Ее это не удивляет – о доме в Чозене они никогда не говорили.

– Мой отец почти ослеп, – говорит она, едва ли не защищая его.

– Да, знаю. Именно поэтому…

Она продолжает, но Фрэнни не слушает. Она будто видит старый дом, пятна ярко-белого и боли, холодный мокрый порыв в открытое окно. Это место ждет ее.

– Я приеду, – перебивает она. – Мне бы хотелось.

Они говорят еще несколько минут, строят планы. Вешая трубку, Фрэнни испытывает странное волнение, почти благодарная за повод вернуться – будто там не случилось ничего важного, словно тот ужасный дом не стал источником всех ее несчастий.

– Мне нужно время, – говорит она доктору Пателу, начальнику хирургического отделения. – Мне нужен отпуск.

Хирург из Пакистана с мрачными нетерпеливыми глазами, он складывает руки на груди и качает головой.

– Боюсь, это невозможно.

Вдруг она начинает плакать. Она не знает, отчего, из-за давно умершей матери или потому, что решила, что жить так больше не может. Он смотрит на нее, потом протягивает коробку с салфетками и ждет, когда она соберется.

– Семейная проблема. Простите, она требует вмешательства.

– И надолго?

– Несколько недель.

– Вы прекрасный врач, – говорит он, внимательно приглядываясь к ней, поглаживая эспаньолку. – Возможно, со временем станете ведущим специалистом.

Она смотрит на него, смущенная этой невозможной правдой.

– Вас будет не хватать. – Он коротко улыбается и встает. – Поезжайте. – Он взмахивает рукой, будто видеть ее больше не может, потом не без ехидства добавляет: – Благословляю вас.

Она обнаруживает любовника, с виноватым видом стоящего в зеленом коридоре рядом с операционной. Он только что провел операцию, волосы мокрые от пота. Так он выглядит после секса, с влажным раскрасневшимся лицом.

– Я уезжаю, – говорит она, наслаждаясь его изумлением. – Тут кое-что случилось, семейные дела. Не хочу вдаваться в подробности.

– Как всегда, сплошные тайны. – Он улыбается. – Увидимся позже?

– Не знаю.

– Понятно, – говорит он и целует ее руку.

Она смотрит на него, на его резко очерченный маленький рот.

– Возможно, не стоит.

Но он все равно заходит попрощаться. Вечереет, небо серое, как зола, моросит дождь. Они обнимаются, и она представляет, как его ухоженная жена с прической «хвостик» делает уроки с детьми на кухне. Она думает о том, что его ужин стынет.