Увиденное и услышанное [litres]

– Уиллис работает в гостинице, – пояснил Эдди. – Там мы и познакомились.

Они поговорили еще немного, и он сказал Мэри, что отправил документы в музыкальное училище в Бостон. Он справился о семье, стараясь не упоминать Элис, и она не сказала ему ничего нового, а потом они расстались, и она немного постояла, думая, какой он славный добрый мальчик и что эта девушка, кто бы она ни была, не стоит его.

Городок менялся. Это было видно по машинам, припаркованным на главной улице. Раньше встречались сплошь пикапы и ветхие драндулеты. Открылась пара новых магазинов, с кричащей рекламой на грязных фасадах. Богатые горожане скупали старые фермы, которые никто не мог позволить себе содержать, а тем более полноценно управлять ими. Честно говоря, она не возражала, что ее доходы растут, но остальным приходилось туго. Людям вроде Хейлов, которые все потеряли. Нельзя обвинять тех, кто сердит. И это осложняло жизнь приезжим вроде Клэров, которых навсегда запомнили как «тех, кто купил ферму Хейлов». Они были чужаки, и его должность профессора ничего не меняла. Лишь немногие выпускники местной школы поступали в колледж, обычно в Трой, где учеба стоила недорого и было вечернее отделение. Раз в несколько лет кто-нибудь уезжал в Сагино, там учиться было вдвое дороже, чем в университете штата. Для всех них поездка, как правило, означала, что они поступили и будут жить в экзотическом месте. Почти все местные парни служили в армии. Ее Трэвис с радостью пошел бы, но она не теряла надежды отговорить его.

И все же… Клэры как-то не вписывались. Они были сами по себе. Она встречала жену в церкви, всегда одну, та садилась на заднюю скамью и рано уходила, еще до завершающей молитвы. Мэри не раз видела ее выходящей из исповедальни, утирающую слезы платком.

Шли недели, и Мэри заметила напряженность в ее взгляде, но, возможно, она придала этому слишком большое значение. Холодная темнота церкви провоцировала на эмоции – сквозняк над головой, запах свечей, прекрасный образ Бога. Невольно задумаешься, а правда ли Он там, наверху. В церкви как будто примиряешься с ходом вещей. Смиряешься.

Она усердно молилась. За детей, за мужа. За то, чтобы в мире царил покой. Она молилась изо всех сил. Она шла домой, садилась, высоко задрав ноги, и не без отчаяния обозревала то, во что превратилась ее жизнь. Нужно жить с последствиями сделанного однажды выбора, со своими ошибками.

Однажды она поехала на ферму передать церковную листовку. Дверь была открыта, и она заглянула внутрь. Было слышно, как наверху бегает ребенок. В доме было до странности чисто. Мэри помнила, как трудно поддерживать порядок с маленьким ребенком, но всё, буквально всё было на своих местах. Даже старые деревянные полы блестели. Ни игрушек, ни газет, ни обуви. Здесь не было звонка, как часто случается в сельских домах, и она собиралась постучать, как вдруг услышала сдавленный крик. «Не драматизируй», – сказала она себе, но крик повторился. Потом стало тихо и заплакал ребенок – как подумалось Мэри, случилось что-то плохое.

У нее вскипела кровь. Она с силой постучала, и застекленная дверь задребезжала. По лестнице спустился Джордж Клэр, держа девочку на бедре, с холодным неприветливым лицом. Чуть пахло джином. Малышка смахнула слезы, густые ресницы слиплись от влаги. Он встал у дверей, глядя на нее.

– Я не вовремя?

Он не ответил, но явно был недоволен. Девочка вздрогнула и вытерла глаза кулачком.

– Кэтрин…

– Она не расположена.

Мэри никогда не понимала этого слова до конца.

– Мама больна, – сказала девочка.

– Жаль. А то я подумала…

– Просто голова заболела.

Девочка нахмурилась.

– У твоей мамочки голова заболела?

Ребенок покосился на отца.

– Мама больна!

– Ничего серьезного, – с нажимом сказал он и вдруг показался выше, чем обычно.

– Ну, тогда передайте ей вот это, – сказала Мэри, отдавая ему листовку. – У нас намечается ужин в складчину.

– В церкви?

– Мы бы хотели, чтобы вы пришли всей семьей.

Джордж воззрился на голубую бумажку, потом снова на нее.

– Я передам ей, – сказал он, но она заподозрила, что не передаст. Он так смотрел, что ей стало не по себе. Что-то в его взгляде заставило ее тут же уйти.

– Большое спасибо, – сказала она наигранно бодрым голосом, чувствуя, как его взгляд буравит ей спину. Она села в машину и уехала.

К удивлению Мэри, на ужин они пришли. Джордж умел создать видимость, научился в этих своих модных школах. Он был в костюме и галстуке-бабочке, выбритый и причесанный. Она сочла его привлекательным – явно так думали и другие женщины.

– Здрасте, Мэри, – сказал он привычно скользким тоном.

– Добро пожаловать в Сент-Джеймс…

Но он уже отвернулся.

Кэтрин с девочкой были одинаково одеты – в темно-синие платья с узкими зелеными поясками. Когда Мэри сделала ей комплимент, Кэтрин с гордостью сказала, что сама сшила.

– Смотри, какие у меня туфельки, – сказала Фрэнни.

– Самые первые у нее, – сказала Кэтрин.