Увиденное и услышанное [litres]

В машине она заполнила пространство словами – как сын провел день в школе, его футбольные тренировки, как он поел, обед, который она им приготовила – прямо как по телевизору, его любимая жареная курица, а потом он ушел к другу в гости. Трэвис вел машину, делая вид, что слушает, – ну, и то лучше, чем ругаться из-за вечеринки.

Он свернул на Старую дорогу, и дом был весь освещен, из окон доносился рок-н-ролл. Совсем не как при Хейлах, подумала она, небось Кэл, не терпевший беспорядка, в могиле перевернулся. Коровники были только что покрашены, дом – пока не до конца, ставни сняли и прислонили к стене. Вдоль дороги были припаркованы машины. Трэвис завернул грязный «кантри-сквайр» на траву, за старым «вольво» с ядовито-зеленой наклейкой «Джимми Картер» на бампере.

– Вот уж от чего сплошная польза, – фыркнул Трэвис, ткнув пальцем. – Чтоб он арахисом подавился.

– Да ладно, – сказала она. – Не начинай.

Они вышли и поправили на себе одежду. Только начинало темнеть, небо было красивого голубого цвета – как форма копов. Она поцеловала его руку.

– С чего бы вдруг, – сказал он.

– Ворчун. – Она притянула его ближе и завернулась в его руку, как в любимое пальто. Они пошли по проселку, и ей показалось, что больше ей ничего и не нужно – лишь эти минуты, в обнимку с мужем. Так мало, но так редко и так нужно. Но это длилось недолго. Она вдруг остановилась вытряхнуть камешек из туфли. – Подержи. – Она протянула ему тарелку с тортом, потом сняла туфлю.

– Зачем ты это носишь?

– Это красиво. Просто пойми.

– Ну да. И ты тоже.

Она была неожиданно тронута.

– Спасибо, Трэвис.

Он кивнул, как мужчина, который на самом деле все еще любит свою жену.

Она надела туфлю и забрала торт. Так-то лучше.

Они подошли к дому. Музыка стала громче.

При мысли о подруге Элле у нее перехватило горло. Ее семья и Хейлы были давно знакомы. Каждое воскресенье вечером играли в бридж, канасту и даже маджонг[64]. Мэри любила бывать там, слушать, как разговаривают женщины, и таскать из блюда шоколадное драже. Матери в шарфах и перчатках, надушенные. Их жизни были полны изящных вещиц – портсигаров, позолоченных зажигалок, платков с монограммами. Теперь же нельзя рассчитывать даже на то, что тебе придержат дверь. Манеры, которым она столь прилежно учила детей, уходили в прошлое. А ведь они определяли эту страну, делали их американцами! Ну все, она встала на трибуну, – хотя почему бы и нет, учитывая, как ведут себя некоторые. Буквально на прошлой неделе она общалась с молодой парой из Вестчестера, которая хотела купить летний домик. У них был младенец – и, надо признать, весьма неприятный. Страшно представить, несколько часов спустя она почувствовала неприятный запах в своей машине – и обнаружила грязную пеленку под сиденьем! Вот как так можно? При том, что пара вроде как вполне приличная. Иногда ее выводило из себя, какими безответственными бывают люди.

В воздухе пахло свежесжатыми полями, вечер стоял теплый, даже жаркий. Она уже начала потеть. Хлопковое платье без рукавов как нельзя подходило к такому случаю, но ей страшно не нравились ее дряблые руки, надо бы кардиган надеть, все равно скоро станет прохладнее. Они прошли во двор, где гости стояли под бумажными фонарями, раскачивающимися на деревьях, словно осиные гнезда. На длинном столе стояла еда, бутылки с вином и пустые бутылки с воткнутыми в них свечами. В густой траве «паслись» разномастные стулья, на некоторых сидели гости, другие стояли сами по себе, а из каких-то будто Фрэнни устроила крепость.

Они с Трэвисом постояли с краю, словно дети, ожидающие, что их позовут играть, – она подумала, что даже эмоции те же, и это нелегко. Она увидела Джорджа – он говорил с женщиной в блузе без рукавов и длинной юбке. Руки у нее были рябые, как размягченное масло, но ее это явно не беспокоило, как и волосы подмышками, и Мэри заметила, что она явно без лифчика. А, понятно, это Джастин Соколов. У Джастин с мужем была ферма в нескольких милях к югу. Она слышала, что жили они не бедно и что свекор Джастин – какой-то известный дирижер.

– Такое нельзя допускать, – шепнул ей Трэвис.

Юбка Джастин напоминала цирковой шатер, на лодыжке блестела золотая цепочка. Ноги у нее были босые, и она смотрела на Джорджа с некоторым интересом. Он был, как обычно, в льняном костюме и белой рубашке. Совсем по-девичьи отбрасывал присыпанные перхотью волосы со лба. Некоторые мужчины спокойно носят длинные волосы, но не Трэвис. И мужчины вроде Трэвиса не носят лен. Лен – это скатерти и салфетки. У ее мужа и костюма-то не было, даже на похороны он ходил в форме.

– Мне бы пива, – сказал он.

– Угощайтесь. Сейчас принесу.

– Счетчик щелкает.

– Я просто поздороваться.