Увиденное и услышанное [litres]

Она всегда пыталась его учить чему-то, и это его несколько раздражало. Она, в конце концов, не его учительница. Но он остался смотреть. Сначала стена белого света с ворсинками, и все стали показывать тени руками. Он показал волка. Она сделала орла, машущего крыльями в полете. Кто-то еще изобразил вроде бы египтянку. Потом начался фильм – машина ехала через мост, ударилась в перила и рухнула в воду. Целых восемь минут в кадре показывали одно и то же раз за разом под пение монахов. Это было бессмысленно, как сон, но тревожило его – что-то плохое случается много раз подряд. Он решил, что это глупо. Но все сидели как зачарованные, и свет мелькал, как на представлении фокусника. У типа, который снял фильм, был мелодичный голос, который вился, будто каллиграфическая вязь. Он сказал, что фильм – о случайности. Как что-то может произойти без видимых причин и изменить вашу жизнь навсегда. Он посмотрел прямо на Коула, будто знал, что случилось, и жалел его, и Коул подумал, что остальные тоже знают, потому что они разглядывали его, будто животное в зоопарке. Ему, блин, не нужна была их жалость. Он встал и вышел.

Она позвала его по имени, но он проигнорировал ее и захлопнул за собой дверь.

Она так и не поняла – это даже не их дом, и никогда им не будет.

Он шел по дороге, было холодно. Чувствовался запах земли, холодный запах наступающей зимы. Он не хотел думать о том, о чем думал, или чувствовать то, что чувствовал.

Он импульсивно вытянул руку, голосуя. Пятый час, уже темнело. Мимо проехало несколько машин со включенными фарами. Он только собирался развернуться, как подъехал пикап «шевроле» и остановился у края дороги. Машина была вся забрызгана грязью – явно машина фермера. Водитель опустил оконное стекло и чуть высунулся, Коул узнал его. Это человек из библиотеки, который в тот раз угостил его жвачкой. Сзади стояли две собаки, рассекая воздух хвостами, словно бумерангами. Они подошли и облизали его лицо.

– Черный – это Руфус, золотистая – Бетти. Куда ты?

– В Трой.

Человек чуть подумал, глядя на дорогу впереди.

– Куда именно?

– Ривер-стрит.

– Дай-ка подвезу тебя. Садись.

Коул поблагодарил и сел в машину. Водитель не сказал, куда направляется. У ног его был мешок шерсти.

– Поставь это вон туда. Это моей жены. Мы разводим альпак.

– Мы раньше разводили коров, – сказал Коул.

Мужчина сочувственно кивнул.

– Работать на ферме непросто.

– Мы больше не делаем этого.

– Не могу тебя обвинить.

– Это был не наш выбор, – сказал Коул, чем сам себя удивил. – У нас не было другого выхода.

– А, понимаю. Скверно, сынок.

Коул отвернулся, уши его пылали, он смотрел на собак. Они прижимали носы к стеклу и виляли хвостами.

– Как звать-то?

– Коул Хейл.

– Меня зовут Брэм.

– Это типа сокращенно?

– Полностью – Абрахам.

– Спасибо, что тогда угостили жвачкой. В библиотеке.

– Я пишу книгу. Нет, не так: я пытаюсь писать книгу. – Он засмеялся.

– О чем?

– Вот это-то я и пытаюсь понять, – сказал он. – Получается небыстро.

– Насколько?

– Так, что вслух стыдно сказать.

– Да уж, тяжко, – сказал Коул.

– Тяжелее всего, что я до сих пор делал. Но послушай, я и не ждал, что будет легко. И потом, трудности закаляют, верно? Нужно быть открытым этому. Нельзя бояться тяжелой работы.

Коул смотрел на него. Ну вот, очередной взрослый раздает ему советы. Будто он – радио. Можно взять, что захочешь, или просто проигнорировать, так ему говорил дядя.

В любом случае ему понравился этот дядька. Немного диковатого вида, с всклокоченными волосами и добрыми глазами. Ворот рабочей рубашки был изрядно затрепан, под ней виднелась теплая фуфайка, на шее на кожаном ремешке висела цветная бусина.

– Я не боюсь, – сказал Коул.

– Хорошо. Далеко пойдешь. Скажи, этот грузовик воняет, да? Я в нем свиней возил, а уж они-то умеют вонять. Если хочешь, можно открыть окно.

– Да не, нормально, – сказал он.

– Но ведь воняет же?

– Ну да, есть такое.

Они опустили окна, и в салон ворвался ветер. Через некоторое время Брэм свернул с автострады, проехал по мосту Грин-Айленд и свернул на Ривер-стрит. Коул показал ему, где остановиться – у комиссионного магазина.

– Вот и приехали, – сказал Брэм.

– Спасибо. Очень вам признателен. – Так всегда говорил его дядя.

– Ну, хорошо. Береги себя.

Он вышел из грузовика и вошел в лавку, над дверью зазвенел колокольчик. Никого не было видно, но он услышал в глубине звук телевизора. Он рассматривал товары на полках и в теплых ярко освещенных стеклянных ящиках. Он не видел маминых фарфоровых фигурок. Из-за бамбуковой занавески вышел тот же толстяк, с которым вела дела мама, и встал за прилавком. Коул был уверен, что узнал его, но, когда спросил про статуэтки, тот притворился, что не помнит.

– Их здесь нет, – сказал Коул. – Я их не вижу.

– Где твоя мама? – спросил продавец. – Я не веду дела с детишками.

Коул положил деньги на прилавок.

– Она умерла.

Человек спал с лица.

– Ох, вот ведь как. Убери это. – Он открыл жестяную коробочку и достал лист бумаги, чек, потом написал на нем адрес и протянул Коулу толстыми пальцами. – Я обычно такое не делаю, но стараюсь быть добрым к мальчикам вроде тебя.