Увлеки меня в сумерки (ЛП)

— Разве они не очень редкие? И очень дорогие?

— Так мне сказали.

Ее поразила шокирующая мысль.

— Скажи мне, что ты одолжил их.

Призрак улыбки пересек его лицо.

— Если они тебе не понравились, то вернутся завтра назад.

Фелиция чуть не подавилась.

— Ты их купил?

Саймон пожал плечами, что, по ее мнению, означало «да».

— Я не могу принять что-то такое экстравагантное.

— Ты не принимаешь, я даю их тебе. Больше никаких споров. Теперь…

Он протянул ей тяжелую подходящую по цвету бледно-палевую сумочку.

— Дневник Апокалипсиса спрятан там. Амелия положила туда и помаду, и я скажу тебе под страхом смерти, что ты должна подкрашивать губки.

Несмотря на нервы, трепещущие в ее животе, Фелиция улыбнулась.

— Хм. Возможно, мне придется размазать помаду самому, чтобы проверить твое умение применять ее.

— Саймон…

— Ах, — с сожалением сказал он.

— Еще одна речь, где ты велишь мне держать дистанцию. Тебе не приходило в голову, что я не слушаю?

Нет, она поняла это громко и ясно.

— Значит, мои желания не имеют значения?

— Дело не в этом.

Он взял Фелицию за руку, прижав лоб к ее руке.

— Ты прячешься не только от меня, но и от себя. Однажды ты увидишь, каково это — быть по-настоящему любимым и любить в ответ… ну, а если ты захочешь вернуться к своему замурованному существованию, я сделаю все возможное, чтобы дать тебе то, что ты желаешь. Но я не думаю, что ты хочешь провести остаток своей жизни в одиночестве.

Фелиция тяжело дышала. Он так быстро добрался до сути дела. Как он сумел озвучить ее самые большие страхи и заставил ее увидеть их с совершенно другого ракурса? Что, если он прав? А что, если что-то их разлучит?

— Ты слишком много думаешь.

Он потянул ее за руку.

— Пойдем.

Вечер был холодным, камердинер подогнал машину. Папарацци зависли рядом, толкаясь и крича:

— Фотографии тебя и брата твоего жениха распространяются по интернету. Они настоящие?

— Как долго вы были любовниками?

— Ваша Светлость, ваш брат отрицает, что у вас были сексуальные отношения с мисс Саффорд. Учитывая недавние фотографии, как это может быть правдой?

— Без комментариев, — твердо сказал Герцог, затем толкнул свою пару в гладкий серебряный лимузин, который остановился в нескольких дюймах от них.

Зубы Фелиции стучали, когда она попала внутрь, не только от холода, но и от страха. Люди уже видели фотографии. Мейсон тоже? Холодный страх скользнул по ее животу. О чем он должен думать?

— Могу я воспользоваться твоим телефоном? — сказала она Саймону, когда он забрался внутрь.

Он замешкался, а затем передал его ей.

— Что-то случилось?

— Я не могу так поступить с Мейсоном. Он стоял рядом со мной, держал меня за руку, взял на себя так много обязанностей после смерти Дейдры. Я не хочу, чтобы он узнал… про нас из таблоидных фотографий.

Саймон схватил ее за запястье.

— Я отсмотрел их, прежде чем позволил Холли что-либо опубликовать. Кейден прикрывал нас. Картины чувственные, но со вкусом. Они не выглядят позированием. Мейсон узнает, глядя на них, что мы любовники? Да. Но я убедился, что они ни причинят тебе боль, ни смутят.

Он медленно отпустил ее.

— Звони ему.

Фелиция это сделала. Это было неприятное, но облегчение — попадание на голосовую почту. Не зная, что сказать для записи, чтобы не раздавить друга, она просто повесила трубку.

— Я восхищаюсь твоим желанием смягчить удар, — мягко сказал Саймон. — Когда ты будешь говорить с ним, он может сказать, что любит тебя, но я сделаю все возможное, чтобы бороться за тебя и заставить поверить в меня.

Она проглотила свои эмоции. Каждым словом и делом Саймон демонстрировал преданность. Он заботился о ней во всех отношениях. Неужели человек, не испытывающий чувств, сделает ее проблемы своими? Нет. Эта дрожащая часть ее снова спросила, как долго может продолжаться его любовь. Ее голова всегда знала, что это правильный ответ. Ее сердце останавливалось каждую ночь, когда она была ребенком, и плакала в своей постели, мучаясь желанием, чтобы кто-то любил ее.

Только Дейдра заботилась о ней, и тоска ударила по Фелиции, когда она вспомнила, как вошла в ванную и нашла единственного человека, которого когда-либо позволяла себе любить, мертвой и холодной. На похоронах Дейдры она сдержалась от яростных слез, пока все люди не ушли. С болью в сердце она все еще вспоминала, как пробиралась через горе в течение следующих дней и недель, но никто не потянулся к ней. Даже Мейсон не настаивал, чтобы она горевала. Он подтолкнул ее к нормальной жизни и не пытался заставить ее смотреть в лицо чувствам, с которыми она не могла справиться в одиночку.

Но Саймон… если бы он знал, что она никогда не позволяла себе плакать по Дейдре, он был бы ошеломлен и потрясен, и настаивал, чтобы она сделала это сейчас.

Как она могла не любить такого мужчину? Это было невозможно, и ее сердце знало это.

— Я доверяю только тебе.

Ее голос дрогнул, когда она положила руку на его.

Он, вероятно, истолковывал ее слова примерно до вечера, но это значило гораздо больше. Она слишком боялась сказать ему, но Саймон был умен. Он скоро поймет, что она почти влюбилась в него.