Узбекские повести

Вернувшись в дом, Мустафа застал жену за работой. Она колотила в передней палками по куче шерсти, чтобы выбить из нее пыль. Увидев Мустафу, она сразу начала с упреков:

— Могли бы и получше что-нибудь купить, разве это шерсть!..

Мустафа промолчал. Он и без нее знает, что торговцы шерстью добавляют в нее извести и всякой другой дряни. Им нет дела, что шерсть портится. Лишь бы весила больше.

— Они совсем совесть потеряли! Вот, смотрите!.. — показала старушка и с размаху ударила палкой по тюку. Поднялась едкая белая пыль. Старуха зачихала, но палки не бросила, заколотила, будто назло, еще сильнее.

Вскоре пыль залезла и в ноздри Мустафы, и он несколько раз чихнул. Ему захотелось скорей проскочить в комнату и запереться, но он передумал — все же совестно показалось оставить жену одну глотать пыль, и Мустафа присел на край коврика рядом.

— Дались вам эти потники! — продолжала ворчать старушка. — Могли бы из серого войлока сделать.

— Из серого не годится, — тихо ответил Мустафа, — серый из плохой шерсти.

— А эта, с известью, по-вашему хорошая? — зло спросила старушка.

— Если почистить, то… — Мустафа замялся, виновато посмотрел на жену. — Это мне Камал Раис заказал, человек он уважаемый, надо сделать.

— А он все равно вам денег не даст.

— Зачем тебе деньги? — удивился Мустафа. — У нас же есть деньги.

— Да, есть, — подтвердила старушка. — Их даже больше, чем надо. Что с ними делать-то?

Мустафа только удивился наивности жены.

— Вдруг какой негодяй пронюхает? — всполошилась она.

— Ты что так испугалась? Тебя, что ли, придут воровать?

— Меня? Вот богатство-то! — старушка засмеялась мелким дребезжащим смешком.

— Нет, Гульсара, украдут, так деньги украдут, а тебя не тронут!..

Мустафа сказал и вдруг вспомнил, что его жену зовут Гульсарой. Это девичье имя удивило его, старухе совсем не подходит такое — Гульсара.

Сколько ни тужился Мустафа, но никак не мог представить жену девушкой. Гульсара была его вторая жена. Когда первая жена, Майрам, умерла, старики в Галатепе не захотели оставлять Мустафу вдовцом и женили его на Гульсаре. Она тоже тогда была вдовой после смерти мужа, торговца кунжутным маслом. Давно это было, лет сорок назад.

— Ты не бойся, Гульсара, — сказал Мустафа. Он нарочно назвал ее Гульсарой. Сейчас ему очень забавно было называть ее Гульсарой. — Тебя не украдут, Гульсара!

— Да кому я нужна!.. — отмахнулась старушка. — Только вот думаю, все же что-то надо делать, раз есть деньги.

— Скажи, сделаем, Гульсара…

— Может, поминки по Майрам-апа справим?

— Это ты хорошо придумала, Гульсара, — Мустафа обрадовался, что она вспомнила про его первую жену. — Но поминки мы уже делали. Помнишь, резали тогда еще большого белого барана? Я его совсем маленьким купил у Ибадулло Махсума.

— Что-то запамятовала, — призналась старушка. — Но если небольшие поминки, тогда, может, я сама что-нибудь испеку, зажгу пару свечек?

— Хорошо, Гульсара, ты зажги пару свечек, — согласился Мустафа. — Бедная Майрам порадуется.

— Дай бог, чтоб порадовалась! А то ее дух стал часто навещать нас, вы не заметили?

Мустафа сделал вид, будто не услышал. Он не любил говорить о духах умерших. Верить в них верил, но говорить не любил. Дух одного возвращается и поет сверчком, другого — цикадой. Дух у кого-то еще оборачивается даже змеей. Тут ничего нельзя предугадывать, и лучше уж не тревожить духов лишними разговорами. Мустафа хорошо помнил, как дух умершего ишана обернулся змеей и укусил его же собственного сына Салимхана. Вообще этих духов никогда не поймешь, и они, кажется, не слишком разбираются, виноват ты или нет, свой ты или чужой, раз дух обернулся змеей, так он непременно ужалит. А Салимхан тот был человеком тихим, покорным, сроду никого не обижал, а отца своего и подавно — отец резкого слова от него никогда не услышал. И сам покойный ишан был неплохой человек, но, увы, дух его обернулся змеей и ужалил его же сына, еле спасли. Так что о духах лучше не заикаться. Но жена Мустафы не догадывается об этом и все говорит о них. Мустафа сколько раз просил ее не делать этого, да что с нее взять, она ведь баба, а у баб язык без костей.

Старушка опять принялась колотить шерсть. Опять поднялась едкая известковая пыль. Мустафа засуетился и, чтобы хоть немного отвлечь жену от ее занятий, спросил?

— Ты телят накормила, Гульсара?

— Накормила, — ответила она, перестав орудовать палкой. — Рыжий что-то невесел, заболел, наверное…

— Ничего, отойдет… А ты себя особо не утруждай, Гульсара, — торопливо сказал Мустафа, боясь, что она опять примется за свою палку. — Ты себя не мучай, зачем тебе в старости лет так надсажаться. Сиди спокойно, и без этой шерсти как-нибудь проживем.

— А потник для Камала? — удивленно спросила жена.

— Так он не сегодня нужен, можно и повременить… Ты хоть немного отдохни, Гульсара.

— Человек без работы быстро стареет, — сказала она.

Мустафа не мог удержаться от смеха — так потешны показались ему слова жены.

— Ты же все равно старая, Гульсара! — сказал он. — Ты точно Назар Махдум, тому тоже все молодым хочется быть. Самому уже за семьдесят, а он еще…