Мустафа встал, весь испачканный навозом, и, опершись на черенок лопаты, стал дожидаться Назара Махдума. Наконец тот подошел к нему, остановился и чуть выжидательно посмотрел. С тех пор как его городской сын сделался начальником и сам Назар Махдум начал разъезжать в его желтой машине, он больше уже не здоровался первым. И на этот раз было так — он дождался, пока Мустафа его поприветствовал, затем важно обошел вокруг навозной кучи, остановился, снисходительно оглядел испачканную одежду Мустафы и только потом раскрыл рот:
— Здравствуйте, Мустафа, здравствуйте… Работаете, значит?
— Да вот… — ответил Мустафа, смущенно глядя на свои грязные руки. — Работаю… Таппи делаю…
— А я хочу купить коня, — сказал Назар Махдум. — Пришел заказать вам потники.
Мустафа знал, что Назар Махдум боится лошадей с тех еще времен, как упал с гнедого жеребца, и уж наверняка не купит лошадь, и поэтому легко согласился:
— Вы сперва купите, а что до седла, так это мы сделаем за два дня.
— Я просил потники, Мустафа, — сказал Назар Махдум. — Седло у меня есть. Отцовское, совсем крепкое.
Мустафа не ответил. Он уже видел отцовское седло Назара Махдума: старое и совсем не крепкое, ничем не лучше низкого калмыцкого, каким обычно седлают в Галатепе крупных ослов.
— Вы бы тут дорогу какую проложили, — сказал Назар Махдум. — Сколько я к вам ни езжу, машину внизу оставлять приходится. Ведь широкая дорога лучше, чем эта ваша тропинка?
— Конечно, широкая, она лучше, — согласился Мустафа.
— Тогда почему же вы не проложите широкую дорогу?
— Незачем, — ответил Мустафа. — Проложу, а она опять зарастет. Некому тут ходить-то по ней, наши коровы да мы со старухой…
— А Усман, ваш племянник!..
— Конечно, и Усман ходит, но все равно нас мало, дорога опять зарастет.
— Кругом одни колючки, — сказал Назар Махдум. — Могли бы убрать хоть эти верблюжьи колючки!.. Вырубите их, Мустафа, не оставляйте так, я бы на вашем месте…
— Еще рано их трогать, Махдум, — ответил Мустафа. — Они только в рост пошли, даже не зацвели еще, подожду уж, пока сахару наберутся, иначе овцы не будут есть.
— Поймите, Хасанбек не может сюда подниматься, — продолжал свое Назар Махдум. — Он всегда внизу остается стеречь машину.
— Разве у него нет шофера? — спросил Мустафа.
— Шоферу платить деньги надо, — разъяснил Назар Махдум. — Но наш Хасанбек сам водит свою машину, а раз он сам водит, то государство может и не платить шоферу деньги.
— Выходит, он сам и за шофера получает?
— Нет, за шофера никто не получает, — объяснил Назар Махдум. Его немного злило невежество Мустафы, но все же он объяснил. — Ведь наш Хасанбек человек государственный, вот он и экономит государственные деньги.
Мустафа опять не понял Назара Махдума. Ведь у государства столько денег, подумал он, так зачем же отнимать немного денег у одного бедного шофера.
— У шофера, должно быть, тоже семья, дети… — несмело начал он.
— Хасанбека все уважают, — Назар Махдум не обратил внимания на слова старика. — Помните, Мустафа, я когда-то пришел сватать вашу дочь, а вы тогда не согласились. Потом наш Хасанбек поехал учиться. А вот сегодня, видите, он уже большой человек, все его уважают. Хорошо, что он не остался тогда в Галатепе.
Мустафа вспомнил, как Назар Махдум действительно ходил сватать его дочь за своего сына. Мустафа тогда не отказал, он просто попросил дать ему немного подумать. Очень совестно было с первого же разу согласиться, вдруг люди подумают, будто Мустафа рад избавиться от своей дочери, может, у нее там не все на месте!..
— Видать, судьба такая… — как бы сожалея, проговорил Мустафа.
— Хасанбек стал большим человеком, — повторил Назар Махдум и ободряюще похлопал Мустафу по плечу. — Ничего, Мустафа, вы только не думайте, будто я вас упрекаю. Разве вы знали, что так получится. Сейчас вы бы отдали за него свою дочь, правда ведь!..
— Может, и отдал бы… — поспешно кивнул Мустафа.
Снизу послышался сигнал. Назар Махдум обернулся и помахал сыну рукой, подожди, мол, я сейчас, — затем опять обратился к Мустафе:
— Вы о потниках-то не забудьте, Мустафа!..
Мустафа еще раз кивнул.
Назар Махдум пошел по тропинке вниз. Шагал он как всегда важно и ровно, чуть развернув плечи, и даже создавалось ощущение, будто человек идет по ровной плешине такыра, а не по крутому склону холма.