Узел

Во-первых, однажды Фиников увидел трех толстячков, которые гуськом прошли мимо него с узелками и вениками. Приятель-караульщик пояснил, что это бухгалтеры. Они живут у Луки Фомича в отдельном флигеле, из которого никогда не выходят. Только по субботам им разрешают наведаться в баню, а потом в трактир.

Во-вторых, тот же караульщик, хлебнув однажды вечером водки больше обычного, сомлел. И проговорился, что следующей ночью они ждут большого прихода товара. Банда Хрипатого-Хотьковского готовит налет на станцию в Митьково. Туда завезли дорогой опоек[24], есть чем поживиться.

Сергей Базякин по кличке Хрипатый и Леонид Забалдуев по кличке Хотьковский были известные бандиты. Стояли они в Новой Деревне, куда без батальона пехоты лучше не соваться. А тут вся банда идет на вылазку. Это был удобный случай расправиться с ней. И сыщики решили, что пора заканчивать спектакль.

Следующей ночью Лыков в тужурке железнодорожного сторожа стоял у ворот, что со стороны Новой Алексеевской. Он был напряжен, но старался не подавать виду. Для полноты образа сыщик прополоскал горло водкой и теперь жалел, что не выпил ее…

В ворота пролез крепкий малый, руки он держал в карманах. Увидев новое лицо, парень растерялся:

– Эта… А где Прошка?

– Допился твой Прошка, – сердито ответил Лыков. – Под слабосильный[25] паровоз попал. Сотрясение ребер.

– Когда попал?

– Два часа назад. Теперь вот меня дернули не в очередь, язви его в душу анафема!

– А… Он тебе ничего не передавал?

Лыков молча протянул руку. Детина что-то сунул ему в ладонь и негромко свистнул. Алексей Николаевич повернулся и двинул вдоль забора. В ворота зашли сразу человек двадцать, с тремя подводами. Коллежский советник развернул бумажку: пятерка. Ну-ну…

Оставив одного человека у ворот, бандиты направились к пакгаузам. Дав им удалиться, питерец подошел к стремщику.

– Закурить будет?

– Свои надо…

Бандит не договорил: от сильного удара в переносицу он полетел кубарем. Из темноты выскочили Ксаверьев с Бишовцем, подхватили тело и уволокли прочь.

Теперь оставалось ждать. У складов расположилась засада. Возглавлял ее подполковник Запасов, а в помощники он взял вахмистра Деримедведя. Ворота прикрывали сыщики; вместе с Лыковым их было шестеро. Ну? Что там так тихо?

Залп грянул неожиданно, и сразу началась густая стрельба.

– Приготовились! – скомандовал коллежский советник.

Топот ног нарастал, на них бежала целая толпа. Когда бегущие приблизились, полицейские открыли прицельный огонь. Тут же упало несколько человек. Бандиты заметались, закричали, как зайцы. Но самые смелые ответили из револьверов и продолжили атаку. Они напирали тараном. Почему их так много? Неужели жандармы никого не подстрелили?

Лыков понимал, что ворота не удержать, если дать слабину. Хотелось отскочить, уйти с дороги бандитов, но тогда засада насмарку. Он усилием воли заставил себя остаться на позиции. Свалил одного, затем, почти в упор, второго. Рядом палили и другие сыщики. Кто-то, кажется, сдрейфил и метнулся за угол. Но прорваться хотьковским не дали. У ворот началась куча– мала, и через минуту все было кончено.

Лыков расстрелял обойму, в исступлении схватил одного противника за горло и начал охаживать по голове пустым «браунингом». Сыщика обуяла дикая злость вперемешку со страхом, такое случалось с ним давным-давно, еще на Русско-турецкой войне. Тут его руку перехватили, и Стефанов сказал будничным голосом:

– Хватит, Алексей Николаич. Успокойтесь. Никто не ушел.

Лыков бросил пленного, и тот повалился без чувств. Питерец огляделся, с трудом приходя в себя. Всюду лежали тела. Сыщики по одному приводили задержанных и ставили их на колени вдоль забора. Откуда-то выскочил возбужденный Запасов:

– Все целы?

– Вроде все, – ответил Бишовец, на вид тоже ошарашенный.

Алексей Николаевич закричал на подполковника сиплым голосом:

– Откуда их столько? Вы спали там, что ли? Зашли двадцать человек, а обратно летели чуть не тридцать!

– Так и есть. Банда разделилась, другая часть проникла с Митьковской, – объяснил Дмитрий Иннокентьевич. – Много их, чертей! У нас одного тяжело ранили, а Деримедведю шинель в трех местах прострелили.

На этих словах появился вахмистр. Он был в одном мундире, а в руках держал продырявленную шинель и бранился:

– Вот мерехлюндия! Придется в штопку отдавать.

С ним пришли железнодорожные жандармы и привели пятерых пленных. Их добавили к остальным, получилось двенадцать человек! Восьмерых убили сыщики, и примерно столько же – «чугунки». Другие разбежались. Искать их ночью на огромной станции было бессмысленно. Да и дело сделано: нападение отбито, банда разгромлена.

Среди убитых опознали Леньку Хотьковского. Серега Хрипатый исчез. Уже утром полиция устроила в Новой Деревне повальный обыск и нашла притон, в котором пряталась банда. Обнаружили ящик револьверов, кассу с тремя тысячами рублей, а во дворе – свежеразрытую землю. Копнули и извлекли труп мужчины с ножевыми ранениями. Из бежавших со станции не задержали никого. Похоже, они рванули прочь из города. Банда, несколько лет наводившая ужас на Москву, перестала существовать.