Узел

Лыков вернулся к себе только под утро и проспал до полудня. Когда он снова появился на Пречистенке, Запасов со Стефановым уже были там и допрашивали арестованных. Приятеля они встретили насмешками:

– Ну и дрыхнуть! Если бы так бандитов ловил, давно бы всех повывели.

– Чем я хуже вас? – отбился коллежский советник. – Каждый взял по штуке, повторяя выражение Василия Степановича. Ну, что говорят ребята? Чьи они?

– Не Савоськи и не Хотьковского, – сообщил Стефанов. – Какой-то новый атаман объявился на чугунке. Кличка ему Зебря, а бивуак стоит в Калошиной деревне.

– Так едем туда!

– Уже поехали.

– Без меня?

Тут Запасов возмущенно сказал:

– А что, без вас нельзя, что ли? Вы, Алексей Николаич, честь знайте. Скромнее надо быть. Вчера два раза под пулями оказались.

– Так ведь и вы тоже.

– Я один раз, и то впервые за год. Хоть кости размял, молодость вспомнил.

– Пришлось в прежние годы повоевать?

– Да, в Маньчжурии. Сначала с ихэтуанями[23], потом с хунхузами. И в Москве в девятьсот пятом довелось бегать под свинцовым дождиком. Боевики неделю атаковали вокзал Николаевской дороги, едва-едва мы отбились. А сейчас видите, как заплыл?

К вечеру пришла телеграмма от Столыпина. Премьер-министр выражал благодарность членам комиссии и выражал уверенность, что та доведет начатое дело до конца.

Глава 8 Лукоморье

После этого несколько дней прошли в обычных хлопотах. Лыков засунул Фороскова в Николаевские казармы. На быстрый успех он не надеялся. Петру надо было стать своим в чужой среде. Выйти на волю, поселиться у Канахистова, примелькаться в Сокольниках. Познакомиться с ворами, принимать у них заклады. Войти в доверие к обитателям криминальной слободы. Только тогда от него перестанут таить уголовные сплетни. До Рождества сыщик не ждал тут особых успехов и ошибся. Очень скоро Петр Зосимович попросил о встрече.

Коллежский советник увиделся с ним в доме призрения братьев Боевых. Окна главного корпуса выходили на ломовой извоз Канахистова. В отдельную палату богадельни под чужим именем поселили надзирателя Баронина. Он приходил через день, в условленные часы. Это было сделано на всякий случай – для быстрой связи с осведомителем.

Форосков бегло рассказал, как он прописался в арестантской среде. Гаврила Матвеевич отнесся к поручению сыщиков творчески. Он не только дал Петру аттестацию, но и взял под свое крыло. Выяснилось, что ломовик – заметная фигура среди скупщиков и имеет там значительный вес. В результате братия, которую законопатили в балаганы Николаевских казарм, перестала бояться новенького. При нем говорили безбоязненно на любые темы. А тут еще купец Членов вспомнил, как Форосков приходил к нему от страховой компании. Петру дали за это кличку Страховщик и приняли в артель, куда в складчину сдавали съестное. Все вокруг сидели по одному делу – о железнодорожных кражах. Об этом в основном и шли разговоры: кого как допрашивают, что удалось доказать, а что нет, чем закончится заваруха… Иногда проскакивали интересные детали.

Сыщики одного за другим отпускали второстепенных фигурантов, тех, кто просто позарился на дешевизну. Если сажать в каземат всех, то город опустеет, заявил Стефанов. И покупателей второго-третьего ряда выгоняли взашей, попутно вербуя некоторых из них в осведомители.

Форосков тоже через несколько дней оказался на свободе, вместе со своим новым патроном. Канахистов, как и договаривались, поручил ему кассу ссуд и даже поселил у себя во флигеле. Потихоньку Петр осваивался, заводил знакомства. Но на встречу с Лыковым он попросился не по сокольническим делам, а из-за того, что успел подслушать в балаганах.

– Не знаю, правильно ли я вас побеспокоил, – начал он, – однако лучше проверить.

– Говори. Тут мелочей нет.

– Я как бывший сыщик так же подумал, – улыбнулся агент. – Дело вот в чем: когда сидели мы в Николаевских казармах, много разговоров было о том, кто как воровал. Вроде бы все на одну колодку, а у каждого тем не менее свои приемы. Навроде клуба получилось: народ делился опытом, судил-рядил…

– Ну-ну…

– И вот время от времени стал я слышать одну и ту же фразу. Про Лукоморье.

– Про Лукоморье? – удивился питерец.

– Ага.

– И что говорили? В каком смысле?

– Смысл я понял не сразу, а когда сообразил, то и решил, что надо вам обязательно рассказать. Из разговоров следовало, что Лукоморье – это такое место, где можно продать любой краденый товар.

– Хм. А ты не спросил у своего работодателя, что за место?

– Спросил, однако ответа не получил.

– Скрывает Гаврила?

Форосков кивнул:

– Скрывает, и я его понимаю. Не все мы за ним знаем. А Лукоморье может вывести полицию на такие темные дела, что Гавриле Матвеевичу каторги не миновать. Вот он и помалкивает.

– Плохо, коли так, – констатировал сыщик. – Выходит, он тебе помогать не станет?

– Где-то поможет, но не во всем. Там, где в жертву пойдут другие, Канахистов их легко сдаст. А где его собственные дела, там будет скрытничать. Ну, хоть какая-то польза.