Узел

– Еще вот что. К вам в камеру приведут завтра одного человека. Скажешь, что твой покупатель, взял у тебя штуку краденой бязи.

– А… пошто? Бязь-то я в Тулу посылаю, все это знают.

– Скажешь, что знакомый. Раньше он служил в страховой фирме, ходил к тебе страховать. Зовут Форосков Петр Зосимович. Теперь он не при делах, из-за пьянства выгнали, ты пожалел и дал штуку для коммерции.

– Ага…

– Дал и тем самым подвел человека. Мы его с бязью поймали и теперь ведем дознание. Присоединили к вашей куче, по одному делу пойдете.

Барыга кивнул; было видно, что он сразу понял замысел сыщика.

– Ты подтвердишь личность Фороскова перед камерой, и про бязь тоже подтвердишь. И вообще, присмотрись к нему. Петр Зосимович – парень толковый, грамотный. Как вернешься домой, продолжишь ведь ссудную кассу держать?

– Ну… Ежели надо…

– Надо, – строго подтвердил коллежский советник.

– Тогда продолжу.

– Вот. А у тебя извозное дело, хлопот полон рот. Помощник потребуется. Петр Зосимович и станет тебе тем помощником по кассе.

– Понятно… А как все-таки вы меня освободите? Все в каторгу пойдут, а я домой?

– Правильно рассуждаешь. Вижу, я насчет тебя, Гаврила Матвеевич, не ошибся. Ты знаешь, что умные осведомители до ста лет живут? А ты умный.

– Как до ста лет?

– Да вот так. Уголовные их считают своими и не трогают. И полиция тоже бережет, зря не таскает. Выдать осведа – ни-ни. Тогда придется нового заводить, а это дорого и хлопотно. Мы ведь тебе еще и платить будем.

– Копейки-то? – ухмыльнулся барыга. – Дайте лучше заработать, сквозь пальцы на мои плутни смотрите и можете ничего не платить.

Было видно, что он начал уже обдумывать новое свое положение и искать в нем преимущества.

– А пристав будет знать, что я вашенский?

– Нет. Только сыскная полиция. Тебя будет вести свой собственный надзиратель. Еще начальник отделения будет знать, и больше никто.

– Мойсеенков, что ли? Вот жулик хуже меня во сто раз!

– Мойсеенко уже нет. Придет новый человек, честный. Всех сыщиков переворошат, проверят, большую часть выгонят, и наберут новых. Проверять буду лично я, чиновник особых поручений Департамента полиции коллежский советник Лыков.

Барыга вытянулся, как солдат перед ротным командиром.

– Так что, Гаврила Матвеевич, выбор ты сделал правильный. Он всю твою дальнейшую жизнь определит. Дружи с нами и не прогадаешь. Теперь насчет Фороскова. Я вас сейчас познакомлю, чтобы ты завтра сразу его узнал как своего. Чаю пока не хочешь?

– Можно. А то в балагане пойло, а не чай, я к такому не привык. Пока Форосков ваш идет, объясните, что вы для меня придумали. Как я стану белый, когда вокруг все черные?

– Да очень просто. Скажешь, что откупился. Когда станут спрашивать, сколько дал и кому именно, наводи тень на плетень. Мол, человек тот опасается, велел никому не говорить. А если пристанут с ножом к горлу, то скажи так… – Лыков глянул в статейные списки арестованного. – Ты ведь Дряпловской волости Одоевского уезда?

– Так точно.

– Есть сыскной надзиратель Баронин, зовут Пантелеймон Максимович. Он тоже Тульской губернии, из соседнего с тобой Алексина. Чистку Баронин пройдет, он человек надежный. Вот Пантелеймон Максимович и подсобил земляку. Понял?

– Так точно. Значит, в крайности я могу Баронина назвать?

– Да.

– А сколько я ему заплатил? – дотошно уточнил барыга.

Лыков только радовался этим вопросам: тот сам сочинял себе правдоподобную легенду, значит, не ошибется в деталях.

– Тысячу триста рублей. Поднимешь столько?

– Ежели частями, то подниму. Только вы мне его тоже покажите, чтобы я земляка в наружность знал.

Наконец сыщик с извозопромышленником обо всем договорились. Лыков по очереди вызвал Фороскова с Барониным, познакомил их с новым осведом. Операция по внедрению Петра в преступную среду началась.

Но уже на другой день случилось то, чего никто не ждал.

Алексей Николаевич сидел у себя в номере и записывал в книжку свои размышления. Было три часа дня. Скоро ему предстояло опять ехать в Николаевские казармы, колоть арестованных. По закону, сыскная полиция не имела права вести допросы, это обязан был делать следователь. Лишь в исключительных случаях, например, когда свидетель находился при смерти и мог вот-вот помереть, сыщикам полагалось снять с него форменный допрос. Однако на практике было не так. Полиция сплошь и рядом подменяла следователей, а те потом проверяли и оформляли полученные сыщиками доказательства. Лыков половину жизни провел в допросах и на очных ставках.

Вдруг в дверь постучали. Вошел коридорный и сказал, что Лыкова срочно зовут к телефону. Он спустился вниз, взял трубку и услышал взволнованный голос Стефанова:

– Алексей Николаевич! Может, я схожу с ума, но… страшно.

– Что случилось?

– В арке моего дома стоит какой-то человек. Уже полчаса, и не уходит. Подозрительно… Чего он там потерял?

После облавы сыщик вернулся к себе на прежнюю квартиру, рассудив, что теперь ему некого бояться. Неужели ошибся? Лыков сказал:

– Заприте дверь на все замки и никому не открывайте. Я сейчас приду.