– Ну и что? Или они не честные купцы, а?..
– Честные, по крайней мере с виду. Папаша их, Иван Васильевич, был вполне порядочный, наследники – Сергей и Василий – тоже ни в чем таком не замечены. Работают в основном церковную утварь. Но у них в Большом Строченовом переулке имеется ювелирная фабрика. И я получал сигналы, что там не все чисто.
– Приказчики мухлюют за спиной хозяев?
– Да. Иван Васильич сам за всем приглядывал, баловства не допускал. Но старик помер десять лет назад, а дело с тех пор разрослось. Сыновья фабрику поручили исполнительному директору. Вот он нас и интересует. Фамилия его Зазодзинский, зовут Болеслав Теодорович.
– Поляк?
– Первосортный.
– Откуда вы все знаете, Василий Степанович? – искренне восхитился Лыков. – Мало ли в Москве ювелирных фабрик?
– Поехали к Бухману, нужно постановление на обыск.
Судебный следователь выслушал коллежского секретаря и без проволочек подписал необходимые бумаги. Сыщики явились в Большой Строченов переулок и перерыли всю фабрику. Благо она оказалась небольшой. Директор изошел злостью, таскался за сыскными по пятам и критиковал каждый их шаг. Однако ничего подозрительного найти не удалось. Слитки серебра на складе имелись, но и вес, и производитель на них значились иные.
Пока шел обыск, Лыков увидел, что один из мастеров пристально на него смотрит. Он едва заметно кивнул и вышел на двор. Через минуту человек появился возле него, вынул папиросу и попросил огня. Коллежский советник, сам не куривший, всегда носил с собой коробок спичек. Мало ли что? Он протянул коробок, мастер прикурил, вернул спички и тихо сказал:
– Не там ищете, надо в Яковлевском исправительном приюте.
Лыков тут же отошел в сторону. Он стоял на дворе, ждал, когда кончится бессмысленный обыск. Наконец надзиратели во главе со Стефановым вышли за ворота. Их со злорадным видом выпроваживал поляк.
– Будете знать, как подозревать честных людей! – сказал он полицейским на прощание.
Сердитый Василий Степанович залез в пролетку. Лыков подсел к нему и сообщил о словах мастера. Москвич еще больше нахмурился:
– Он имел в виду приют для нищих девочек?
– Не знаю. Сказал – Яковлевский.
– Понятно. Полное его название – Яковлевский ремесленный исправительный приют для нищих девочек. Находится на станции Болшево Ярославской дороги.
– И что?
– А то, Алексей Николаевич, что на самом деле это публичный дом, в котором богатые извращенцы склоняют к разврату малолетних. Едем опять к следователю.
Бухман снова выслушал сыщика и спросил:
– Это точно, что там бордель?
– Точно.
– А почему вы мне раньше о нем не рассказывали?
– Александр Павлович. Если я буду вам докладывать все, что знаю дурного о Москве, у вас ушами кровь пойдет.
Следователь покраснел, но упрямо возразил:
– Такие вещи я обязан знать. Это же совращение несовершеннолетних! Самое бессовестное преступление, хуже грабежей и убийств! Вы там только серебро будете искать? Нельзя ли разорить и сам притон?
Василий Степанович стал объяснять:
– Держат его поляки. Главным у них Годынский-Цвирко, директор-распорядитель Генерального общества французской ваксы.
– При чем тут вакса?
– Она для прикрытия. Не может же Годынский давать визитные карточки с надписью «сутенер». А сам Яковлевский приют паны используют уже давно. Место уединенное, не в Москве, а на окраине. Туда попадают девочки, которые нищенствуют на улице. Их обрабатывают, сулят деньги. Кто отказывается, тех не заставляют. А ведь в большом городе всегда есть извращенцы, которым нравятся именно дети. Удовольствие дорогое, так что обороты у панов изрядные.
– Вы знали и молчали, – упрекнул Бухман сыщика.
Тот вспылил:
– А что я мог сделать? Если им покровительствовал Мойсеенко. Службы лишиться? Так я ее и лишился, если помните.
– Хорошо, я не прав, прошу меня извинить. Но сейчас-то можно уничтожить лавочку?
Сыщик ответил уже другим тоном:
– Сам об этом давно мечтаю. Думаю, время пришло. Однако необходима внезапность. Поедете с нами, Александр Павлович? Увидите все своими глазами.
Но Бухман отказался, сославшись на дела. Выписал постановление и пожелал на этот раз успеха.
Сыщикам повезло. Благодаря опыту Стефанова они ворвались в притон внезапно и застали там клиентов. Две девочки – одной на вид было лет одиннадцать, а второй не больше девяти – оказались в компании взрослых мужчин. Все были голые, на столах стояли бутылки с вином.
Видавшие виды сыщики не смогли сдержаться и начали избивать всех подряд – и посетителей, и обслугу. Начальники не стали им препятствовать.
Вскоре обнаружилось и серебро. Слитки лежали в дровяном сарае, маркировка на них совпадала с той, что была на похищенных.
Когда находки доставили в главный корпус, Лыков вывел из толпы задержанных лощеного поляка. Втолкнул его в комнату смотрителя, где уже сидел Стефанов.
– Годынский-Цвирко?
– Да. Я…
Питерец без замаха ударил сутенера по ухоженной физиономии.
– Ой! Я подам жалобу в прокурорский надзор!
Тут подскочил Стефанов и добавил пану от себя.
– Ой! Ой!
– Посмотри на эти чушки, скотина, – грозно заявил Лыков. – Это твой смертный приговор.